Для немцев они были "красные", для советских - "фашисты"

О том, как трудно быть своим  среди чужих и чужим  среди своих, рассказала корреспонденту "Донбасса" Светлана Шкуропат, которая родилась до войны в лютеранском поселении Розовка (Александрфельд), что возле Дзержинска.

Отец прошёл все войны

Собственно, сама Светлана немкой считается только по матери: восемнадцатилетняя стройная красавица Марта Фрейтах приглянулась приехавшему в Розовку из Кировоградской области по комсомольской путёвке Илье Бреурошу. В поселении межнациональные браки особо не приветствовались, но, увидев большую любовь, родные Марты противиться не стали. Хотя разобраться, какая именно "помесь" получилась, трудно: Илья был сиротой, поэтому о своих корнях знал мало. Судя по фамилии, ближе к венграм или молдаванам. В семью невесты Илья Бреурош вошёл, как в родную. Но это были последние мгновения, когда вся она собралась вместе:

- Мой дед, Эдуард Фрейтах, был известным на всю округу костоправом. Мама рассказывала, что больных к нему на лечение привозили на бричках, а уходили они уже своими ногами. А такие люди всегда на виду: то ли позавидовал кто, то ли просто выслужиться захотел, но по доносу односельчанина в 1937-м его забрали. И в донецкой тюрьме расстреляли как врага народа. Бабушка Полина осталась с четырьмя детьми на руках, - рассказала начало семейной истории Светлана.   

Спокойствия не было и в молодой семье: стали вместе жить Илья и Марта не сразу, парня забрали воевать, вначале на Японскую, потом - на Финскую. Зато, как вернулся, у влюблённых одна за другой появились дочки: Светлана и Валентина. А потом - снова в военкомат. Всю Великую Отечественную Илья Бреурош исколесил за рулём прямо на передовой: работал в отряде, который обеспечивает химзавесу. Как говорится, "родился в рубашке": несколько его машин сгорели, а он остался жив. И все военные годы посылал запросы, чтобы узнать, что происходит с его семьёй: они же за всё это время не получили ни одной весточки с фронта.

Мама проверяла, живы ли…

Фронт приближался к Донбассу стремительно. По направлению к Уралу потянулись поезда с репатриантами: всех этнических немцев в течение суток вывезли с насиженных мест, не дав возможность даже собрать вещи или наготовить еды. Дорогу пережили не все…

- Бабушка Полина с роднёй попала в Казахстан. Могилу ещё одного члена моей семьи уже никогда не найти: по пути мой прадед умер, а покойников просто выбрасывали с идущего состава штабелями. Да и по прибытии им там было не сладко: высадили в чистую степь, пришлось выживать в прямом смысле, - вздыхает Светлана.

Хотя ей, тогда трёхлетней девчушке, испытания выпали не менее тяжёлые. Как родственникам воюющих в Советской армии, маме, её сестре и беременной братовой жене разрешили остаться в селе. А когда пришли фашисты, всю семью насильно отправили в Германию: мол, если служили тут Советам - послужите теперь и Германии. Светлана, несмотря на малый возраст, хорошо запомнила эту дорогу:

- Мама потом часто спрашивала: неужели ты что-то помнишь? А мне кажется, что это самая сильная эмоция - страх, такое остаётся в памяти на всю жизнь! Свист бомб, крик, сотни погибших, среди которых много детей - да, я это помню… До польской границы везли нас грузовиком, потом - обозом. Впереди гнали скот, а мы ехали на бричке чуть позади. Когда совсем похолодало, мама навалила на нас все вещи, которые были: там, в ямке, мы с Валюшкой грелись друг о друга. До сих пор помню мамину руку, которая проскальзывала к нам: она трогала нас за носики, чтобы убедиться, что мы живы.

В Германии сначала они попали в распределительный лагерь: Светлана запомнила, как однажды немецкий офицер подарил ей огромный (так, во всяком случае, ей тогда казалось) кусок шоколада. Она боялась его взять из рук чужого человека, а мама одобрительно кивнула - бери!

Это фото сделано в Германии  в 1944-м: на нём Марта Бреурош  со своими девочками -  Валентиной и Светланой.

Потом их распределили в семью Бауэров, вся тяжёлая работа легла на плечи Марты: она обеспечивала жизнь не только своих маленьких девочек, но и невестки, родившей уже в Германии дочку Эмму. Хозяева относились к скромной и работящей Марте хорошо, но особенно полюбились им белокурые кудрявые девчонки, которых мама даже в тех условиях старалась одевать красиво.

- Хозяйка часто брала нас на руки и уносила к себе в комнату. Там мы набирали полные карманы сладостей, которыми потом угощали маму и тётю. После освобождения Бауэры даже предлагали маме остаться, помочь с жильём и обустройством. Но она сказала: "Я не предаю родину и мужа!" Причём в этот момент она не знала, жив ли он вообще. И мы поехали назад, в Розовку. Если бы мама тогда знала, что нас ждёт, может, и поменяла бы своё решение, - размышляет Светлана Шкуропат.

Наших имён знать не желали

А на родине их ждали совсем не с распростёртыми объятиями: дом, в котором они жили до войны, отдали уже совсем другим людям. Приютила их соседка - единственная немка, оставшаяся в селе: её муж погиб, дом разрушен. Так в землянке все вместе и дожидались возвращения отца.

- Почти каждый день к маме приходили люди, которые постоянно расспрашивали обо всех, кто был угнан в Германию. Мама очень от этого уставала, плакала. А тут ещё беда - её сестру, вернувшуюся из Германии чуть позже, отправили в лагерь. Вроде бы та была виновата в том, что нас угнали.

А виноватыми заставляли чувствовать не только взрослых, но и детей. Уставшие от страданий, потерь и ужасов войны, люди вымещали свою безы­сходную злобу на всех, у кого была не просто немецкая национальность - клеймо. Светлану и Валентину "травили" сверстники, в детском саду их запирали в разных комнатах, чтобы они не общались друг с  другом: Валентина ещё помнила русский, а Света говорила только по-немецки. И никто не называл их по имени - только "фашистки"!

- А какие мы фашистки, когда у нас отец с орденами пришёл с войны! Уже в школе нам с сестрой устроили целое побоище: когда мы шли домой, в нас бросали грязью, камнями, кричали всякие обидные прозвища. Это увидела учительница, собрала потом не только ребят, но и родителей, долго объясняла им что-то. После этого стало как-то полегче, - вспоминает Светлана.

В семье появилось ещё два брата, Марта и Илья до самой смерти прожили вместе душа в душу. Дети всем рассказывали, что именно пример родителей стал для них самым главным в жизни примером. Видимо, не ошиблись тогда родные, почувствовав между молодыми настоящую любовь. Но объединить некогда большое семейство под одной крышей так и не вышло:   

- Бабушке и другим родным возвращаться к нам запретили, и они поселились в Калмыкии, туда же после отбывания срока приехала и мамина сестра. Позже все они уехали в Германию. Два раза и я ездила к ним в гости. Звали остаться, но я, как когда-то мама решила, "не предаю родину и мужа".

Светлана много лет отработала на швейной фабрике в посёлке Новгородское, вместе с супругом вырастила сына и дочь, у них уже четверо внуков и два правнука. И так же, как и её мама, не ропщет на времена, которые разделили многих на своих и чужих, толком не объяснив, как при этом выживать...    

Коренных осталось мало

Бывший директор школы №16 (Дзержинского горсовета) Галина Нестеренко:

- Среди моих сверстников этнических немцев было немного. Да и потом передо мной сидели ученики, у которых были немецкие фамилии, иногда встречались Штефаны или Эммы. Но из потомков тех поселенцев, которые когда-то основали такие сёла, как Розовка, почти никого не осталось. Одних сюда уже не пустили, другие сами не хотели подвергаться гонениям. Зато многие теперь интересуются своей малой родиной из Германии: пишут, задают вопросы, приезжают. Такая у нас общая история…