Довлатов умер, не предполагая, каких масштабов достигнет его известность

Эта фотография американского периода нравилась самому Сергею Довлатову - он даже повесил ее в своей комнате.

Сегодня исполняется 70 лет со дня рождения Сергея Довлатова. В родном Санкт-Петербурге его в эту дату чествуют как классика: весь сентябрь в городе проходят тематические выставки, международная конференция «Довлатовские чтения» и даже вручение премии его имени. Сам писатель так и не узнал, что его постигла судьба многих гениев: при жизни его даже не публиковали на родине, зато после смерти он приобрел здесь огромную популярность.

«Всё это достаточно грустно, чтобы я мог продолжать заниматься литературой»

Путь Сергея Довлатова к признанию и широкой аудитории был долог и сложен, и сам он так и не застал счастливой развязки этого пути. Писатель родился 3 сентября 1941 года в Уфе, где его семья находилась в эвакуации, а вырос в Ленинграде. После окончания школы поступил на филологический факультет, на отделение финского языка, но на третьем курсе был исключен за неуспеваемость - сам признавался, что четыре раза пытался сдать экзамен по немецкому языку, но не знал ни единого слова, кроме имен вождей мирового пролетариата. За этим логично последовал призыв в армию и три года службы в системе охраны исправительно-трудовых лагерей на севере Республики Коми. По воспоминаниям Иосифа Бродского, Довлатов вернулся из армии «как Толстой из Крыма: со свитком рассказов и некоторой ошеломленностью во взгляде». И сразу же поступил на факультет журналистики ЛГУ.

За свою десятилетнюю журналистскую карьеру успел поработать в газетах «Советская Эстония», «Вечерний Таллин», журнале «Костер». Именно в этот период Довлатов начал всерьез выпивать (впоследствии полубогемный алкоголизм стал неотъемлемой чертой его имиджа): его разрывали противоречия между тем, что он был вынужден писать как советский журналист, и тем, о чем хотел сказать на самом деле.

Единственной возможностью для Довлатова опубликовать то, что он писал от души, стал «тамиздат» - его напечатали эмигрантские журналы «Континент» и «Время и мы». Это не могло остаться незамеченным: вскоре автора вызвали в КГБ и любезно предложили «помочь с эмиграцией». В 1978 году он оказался в Нью-Йорке, где стал одним из создателей русско-язычной газеты «Новый американец». За двенадцать лет жизни в эмиграции он издал 12 книг, которые выходили в США и Европе. Довлатов стал вторым после Владимира Набокова русским писателем, печатавшимся в журнале «Нью-Йоркер». В СССР же его знали лишь по самиздату и авторской передаче на радио «Свобода». Сергей Довлатов умер 24 августа 1990 года от сердечной недостаточности. Через пять дней после смерти в России была сдана в набор его книга «Заповедник», ставшая первым значительным произведением, изданным на родине.

Сам Довлатов, со свойственной ему лаконичностью и жесткостью, описал всю свою жизнь несколькими строчками: «Я родился в не очень-то дружной семье. Посредственно учился в школе. Был отчислен из университета. Служил три года в лагерной охране. Писал рассказы, которые не мог опубликовать. Был вынужден покинуть родину. В Америке я так и не стал богатым или преуспевающим человеком. Мои дети неохотно говорят по-русски. Я неохотно говорю по-английски. В моем родном Ленинграде построили дамбу. В моем любимом Таллине происходит непонятно что. Жизнь коротка. Человек одинок. Надеюсь, всё это достаточно грустно, чтобы я мог продолжать заниматься литературой…»

Говоря это, Довлатов понимал, что его жизнь, собственно, и является главным источником для его творчества. Не будь она столь насыщенной и драматичной - может быть, он и не стал бы таким незаурядным писателем.

Алиса СОПОВА

Афоризмы журналиста и писателя

- Вся моя биография есть цепь хорошо организованных случайностей.

- Все талантливые люди пишут разно, все бездарные люди пишут одинаково и даже одним почерком.

- Всю сознательную жизнь меня инстинктивно тянуло к ущербным людям - беднякам, хулиганам, начинающим поэтам.

- После коммунистов я больше всего ненавижу антикоммунистов.

- Я настолько высокий, что мне, чтоб побриться, надо влезть на табурет.

- Порядочный человек тот, кто делает гадости без удовольствия.

- Наша память избирательна, как урна...

- Не так связывают любовь, дружба, уважение, как общая ненависть к чему-нибудь.

- Большинство людей и жениться-то как следует не могут...

- Семья - это если по звуку угадываешь, кто именно моется в душе.

- О вреде спиртного написаны десятки книг. О пользе его - ни единой брошюры. Мне кажется, зря...

- Истинное мужество состоит в том, чтобы любить жизнь, зная о ней всю правду.

«В детстве я мечтала о папе «как у всех». Теперь понимаю, как это было глупо»

Накануне юбилея своими воспоминаниями об отце поделилась дочь писателя Екатерина, которая живет в Нью-Йорке и возглавляет Международный фонд Сергея Довлатова. Каждый, кто читал произведения этого блистательного журналиста и писателя, знает, что он говорил о вещах просто и сочно, но без слащавостей и украшательств. Таким же получилось и это интервью - в первую очередь о человеке, а уж потом о культовом деятеле литературы.

- Каким Довлатов был отцом? Пытался ли он вас воспитывать, учить? Правдоподобны ли, например, истории о том, что он «по задумчивости» мог засунуть вас двумя ногами в одну колготку?

- Засунуть меня двумя ногами в одну колготку, конечно, мог - когда о чем-то задумывался. Зато отец много разговаривал со мной и, замечу, прислушивался ко мне. В детстве мне хотелось более типичного папу - чтобы не говорил рифмованными фразами, чтобы ходил каждый день на службу и был менее требователен к моей разговорной речи. Я не понимала, почему мои подруги могут сказать «вкуснятина», а я нет. Почему им можно смотреть телевизор, а мне запрещается. В общем, я мечтала о папе «как у всех». Теперь понимаю, какая это была глупая мечта.

Сергей Довлатов

Сергей Довлатов с дочерью Екатериной в Пушкинском заповеднике (1977 г.).

- В книгах Довлатова постоянно упоминаются то порванные брюки, то разваливающиеся ботинки. Отец действительно не придавал значения своему внешнему виду?

- У него не было порванных брюк! Бабушка его в таком виде не выпустила бы из дому. Но с одеждой в Союзе у папы действительно были сложности: он ведь был очень высокий - 196 сантиметров, подобрать гардероб ему было непросто. Когда папа переехал в Америку, эта проблема быстро решилась. Но вы правы, быт не был самым главным в его и нашей жизни.

- Однажды он иронично изложил свою мечту - встретить старость в панаме, клетчатых штанах и на грядке огурцов. Получилось «обуржуазиться»?

- Папа не «обуржуазился», потому что не был буржуазным человеком. Больше всего на свете он хотел быть писателем, со всей присущей тому атрибутикой. Я имею в виду те самые клетчатые штаны, твидовый пиджак, загородный дом, звонки и письма многочисленных читателей и почитателей, начиная с домашних… Пиджак и штаны были. Была даже подержанная машина, которую папа с удовольствием водил, но только если рядом сидела мама и говорила, куда ехать дальше. За год до смерти папы родители купили сооружение, которое домом можно назвать с большой натяжкой. Это был старый трейлер, но возле него рос куст смородины. В первую же зиму прорвало трубы... Папина читательская аудитория ограничивалась в основном эмигрантами третьей волны. А за океаном была Россия с миллионами потенциальных читателей. И, конечно, отец грустил, когда думал об этом.

- Многие современники Довлатова оценивают его эмиграцию как большую ошибку, приведшую впоследствии к смерти. А как вы думаете, был ли ваш отец счастлив в Америке?

- Мне непонятны все эти разговоры об «американской трагедии» Довлатова. Никакой трагедии не было! Девять рассказов отца были опубликованы в самом престижном издании Америки - «Нью-Йоркере», его книги издавались, переводились на английский язык. А работа на посту главного редактора «Нового американца» стала самым счастливым периодом в его жизни.

- Правда, что Довлатов обожал совещаться, что он упивался своей ролью главного редактора?

- Папа действительно любил свою работу и всё, с этим связанное. Летучки были долгие и шумные. Если иногда кто-то обижался, его шуткой успокаивали. Папа приходил на работу с толстой записной книжкой, с утра он составлял список дел на день. Причем записи делал разными чернилами - отмечая важность или срочность. Потом, по ходу завершения дел, он вычеркивал их из списка. А если чего-то не успевал выполнить - переносил в список дел на следующий день. Он вообще был педантичным человеком. Например, полную подшивку «Нового американца» собрал только он. Сейчас это уже библиографическая редкость. Подшивка хранится у нас дома, я ею очень дорожу, она уже истрепалась и пожелтела, потому что к нам в дом часто приезжают слависты, мечтающие познакомиться с этим «феноменом журналистики».

- Как вы думаете, он чувствовал, что после смерти превратится в культового писателя?

- Папа называл себя рассказчиком. Я думаю, что это не просто определение жанра, а страх перед нагрузкой, сопряженной с понятием «писатель». При этом он четко представлял себе, кто он и что делает. И как говорил сам, знал, что «не без основания взялся за перо». Когда рухнул «железный занавес», появились первые мелкие папины публикации - в Таллине, Петербурге, Москве, были заключены договора на книги, папу стали приглашать в Россию. Но он откладывал приезд. Мне кажется, ему хотелось дождаться того момента, когда его книги выйдут настоящими тиражами и будут прочитаны многими. К сожалению, он не дожил до этого момента. Он умер, не предполагая, каких масштабов достигнет его известность.

Жены и дети

Личная жизнь Довлатова была очень непростой. Он дважды состоял в официальном браке: с Асей Пекуровской (1960-1968 гг.) и Еленой Довлатовой (1969-1971 гг.). И один раз в гражданском с Тамарой Зибуновой (1975-1978 гг.). Его первая дочь (Катя) родилась в 1966 г. от его второй жены, а вторая (Маша) - в 1970 г. от первой. Третья дочь (Александра) родилась от его гражданской жены в 1975 г., а последний ребенок: сын (Коля или Николас Доули), - в 1984 г. в эмиграции снова от Елены Довлатовой.


Читайте также: