Слоник для Семеныча

- Дядь, купи слоника!

Семеныч удивленно воззрился на пацаненка лет пяти, протягивающего ему некогда голубого, а нынче серо-буро-непоймикакого слоненка. Игрушечного. С надорванным левым ухом, аккуратно кем-то заштопанным.

- Купи, а? Он хороший. И всё понимает…

- А зачем же продаешь, раз хороший? - улыбнулся Семеныч в усы, свисающие, будто клыки моржа.

- Денежка нужна, - шморгнул малыш носом.

- У меня мамка умирает.

Профи и акулий аппетит

Золотые руки ему достались от отца. Еще пацаном лучше всех делал скворечники. «Да у моего Шарика будка хилее», - восхищалась баба Фрося из дома напротив, глядя, как Лешка мастырит на тополь-великан элитное птичье жилье. А через пару дней он смастерил новые хоромы и ее добродушной псине. Благо досок было - полный двор, а отец-столяр поощрял всякое мастеровое дело, за которое брался сын.

С папкой Алешке повезло. Рукастый, веселый, да еще и непьющий. Любил его, позднего и единственного, страшенно. «Чё, правда, никогда-никогда не драл? Живу-у-ут же люди…», - завистливо тянул Борька с соседней улицы, которого батя-шахтер, большую часть времени находящийся в проспиртованном состоянии, лупил вдоль и поперек - по поводу и без.

А уж как бабы на Семена Прохоровича заглядывались! Да только не было у них шансов супротив его Анастасии. Как познакомились еще студентами «на картошке», так и прожили душа в душу без малого пятьдесят годочков - до самой ее смерти.

Схоронив супругу, и Семен недолго протянул. Сын, повзрослев, укатил искать лучшей жизни в Донецк. И нашел, став в отчем доме редким гостем, как мясо в былые времена - на столе, а в нынешние - в колбасе. Не то что внуками, а даже женитьбой отпрыск не порадовал, так что ничего на этой земле старика уже не держало.

И остался в юбилейный, тридцатый год жизни Алексей сиротой. Думал продать дом и примкнувший к нему участочек с огородиком и садом, которые предки пестовали так же, как в свое время его. Но что-то удержало. Может, скрип половицы под ногой – точно такой, как в детстве. Может, запах цветущей абрикосы и стружек, смесь которых  куда лучше французских духов. А может, некое шестое чувство, подсказывающее, что именно здесь его место.

Рассчитавшись с завода к вящей радости начальника участка, обеспокоенного, как бы этот хваткий парень не подсидел его, Алексей вернулся в Димитров. И открыл здесь в начале девяностых одно из первых ЧП, предоставляющих ремонтные услуги - хоть для дома, хоть для сапог.

За без малого двадцать лет его фирма сделала себе имя, а Семеныч - вполне приличное состояние. Народу на него работало немного, но все - профи, каких поискать. В начальника... А вот супругу себе под стать Алексей так и не нашел. Один раз обжегся, соблазнившись пухлым губками да головокружительными глазками, но не рассмотрев акулий аппетит и сволочной характер. В итоге милочка-Ирочка при разводе отхватила солидный кус его капитала. С тех пор он предпочитал обходиться без штампа в паспорте.

Беда Татьяны

- Серёш-ш-ша! - прошуршала она. Сама испугалась этого чужого - что наждачкой по доске - голоса. Прокашлялась, попыталась наскрести слюну. Не вышло.

Мучительно мыча, сползла с кровати. Сын уже бежал, смешно семеня маленькими ножками и стараясь не расплескать кружку с теплой водой.

Благодарно приняла, отпила, оживляя образовавшуюся во рту и горле пустыню. Погладила ежик сынулькиных волос, прижалась к его макушке солеными губами.

Солеными? Она что, опять плачет?

Поскорей отвернулась, утирая эти гадкие-гадкие-гадкие слезы.

Сережа стойко переносил ее болезнь, тянущую за собой срывы и капризы. Чего не мог выдержать, так это, когда мама плакала. Съеживал носик, жмурил глаза, открывал рот - и ревел, как сирена. Так что - никаких слез!

- Ты не плакаешь? - подозрительно спросил он, выскальзывая из ее нецепких объятий.

- Что ты, что ты! - соврала она. - С чего бы?

Мальчик просветлел, кивнул и попятился к двери: «Я Слоньку там оставил, в кухне. Ему скучно. Щас возьму и приду. Угу?»

- Конечно, - кивнула она.

От колыхания межкомнатных штор закружилась голова. Татьяна отползла к спинке кровати, прикрыла глаза, глубоко вздохнула. Сосчитала до десяти, открыла. Комнату перестало качать, что корабль в шторм. Неизменна была только боль.

Жизнь Тани делилась теперь на две части: до и после болезни. Та ударила сразу - зло, хлестко. Смертельно... Дура-терапевт, услышав жалобы на боли в позвоночнике, отправила не к хирургу, а сразу на массаж. К своей знакомой.

И она пошла, и Анечка прогулялась по уже подточенным раком позвонкам серией упражнений. Которые лишь усугубили процесс.

Ей, вроде бы, стало легче. Традиционно впряглась в огород, надрывалась на работе. А ближе к осени жахнуло.

- Метастазы в позвоночнике, - сказали врачи, когда она, наконец, догадалась сделать снимок. А спустя еще какое-то время добили: «И рак легких».

Она думала, что после того, как муж изменил ей с лучшей подругой (а ведь Таня тогда только родила Сережку!), больнее не будет. Но те двое после развода уехали в свою новую жизнь. Раны, нанесенные ими, со временем затянулись. А с опухолью такой номер не прошел.

Магнитный шеф

Отец погиб на заводе, еще когда она была школьницей. Мама умерла пару лет назад. Из родичей были лишь дядя-алкаш, живущий в развалюхе и периодически забывающий, как его зовут, и двоюродный брат, который уехал на заработки в Сибирь, да так и не вернулся. Подруг ближе Светланы, оказавшейся такой сукой, у Тани не было. И осталась она со своей бедой один на один. Хотя нет, конечно, нет… Был ведь еще сыночек. И в этом, пожалуй, главная проблема.

Сережа был мальчиком не по годам внимательным и чутким. Пока Таня лежала в больнице (она попробовала облучение и химию, но лишь настрадалась и потратилась), сына взялась присмотреть бабулька-соседка. «Мам, она плохая, - объявил малец, когда семья вновь воссоединилась. - Всё время ворчит, что я ей дорого обхожусь… А когда я нечаянно пролил молочко, обозвала безруким. И сказала, что в детдоме мне ума вставят. Мамочка, я не хочу дорого обходиться. И в детдом не хочу… И к ней. Ты не отдавай меня никому, пожалуйста. Я лучше денежки научусь зарабатывать». И они плакали, уткнувшись друг в друга. Долго и горько.

Когда у Тани начали отниматься ноги, а боль, презрев дешевые таблетки (на дорогие средств не было), стала выдавливать из измученного тела уже не стоны, а крики, она засунула куда подальше гордость и набрала ЕГО номер.

…Шеф был, наверное, единственным человеком, способным расшевелить ее, будто замороженную после двойной измены. Не зная о беде Татьяны (никогда и никому она ни на что не жаловалась, о чем теперь горько жалела - глядишь, сочувствующие помогли бы в тяжкую годину), он подтрунивал над ней и тогда, когда она разъелась после развода («Ты гляди, Танюш, «козел» тебя не выдержит»), и когда резко начала худеть, точимая изнутри недугом, о котором даже не подозревала. Кефиром угощал, зная, как она его любит. Прямо на объект приносил, разливал в пластиковые стаканы и, смеясь, чокался с ней: «Шоб всё стояло и не падало».

Не видя его пару дней, Таня уже начинала тосковать. Глядишь, влюбилась бы, дай ей судьба еще немного времени. Но та не дала.

Звонок

Он остановил точильный круг и, кряхтя, встал, аккуратно положив обработанный нож на высокую полку. Солнце, льющееся желто-белым ручьем в узкое окошко, попробовало лезвие и тут же отдернуло луч - острый!

Алексей потянулся и удовлетворенно взглянул на набор ножей, которые выточил в подарок к юбилею школьного друга Пашки. Тот, охотник, точно оценит. Это вам не фигня заводская, ширпотребная. И не базарная «липа». Эксклюзивный продукт, однако…

Телефон коротко тренькнул, будто стесняясь, что тревожит хозяина, залюбовавшегося своей работой. Громко вздохнув, он взял благо цивилизации, лишившее многих из нас права на одиночество.

- Семеныч, - раздался в «мобиле» отдаленно знакомый голос. - Это Татьяна…

- О, беглянка объявилась! - обрадовался он. - Что ж ты: ушла в отпуск, а пропала на полгода. Никому ничего не сказала, на звонки не отвечаешь…

- Погодите, Семеныч, - прервала она. - Погодите…

Помолчала, собираясь с духом:

- У меня - БЕДА!

Свидание

Он поднялся по ступеням на пятый этаж с удивительной для своих «за пятьдесят» резвостью. У двери нужной квартиры замер. Зачем-то поправил и без того идеально завязанный галстук. При этом выронил букет. Хорошо хоть не торт с шампанским.

Татьяна долго не открывала. А когда сделала это, его заранее заготовленное: «Щас мы твою беду заедим-запьем да по косточкам разберем» обернулось предательским «Ох-х-х». Она печально улыбнулась, пожала плечами - мол, сама всё знаю, - и поплелась в комнату. Призрак той синеглазой симпатюли, которая, ловко прыгая по «козлам», клеила обои лучше всех на его фирме.

Неловко пристроившись на стуле у кровати, Семеныч держал прозрачную лапку Тани в своей ручище и ругал, ругал за то, что не позвала раньше. А усы солонели от слез.

Она согласно кивала на его бормотание. Ну, правда, дура! Такого мужика упустила. Алексей порывался сейчас, вот прямо сейчас бежать за нужными лекарствами, выбивать для нее лучшую палату.

- Нет, - шептала она. - Этого ничего не нужно. Без толку. Ты (так легко, так свободно ей теперь давалось это «ты») Сереженьке моему помоги. Он славный мальчик, послушный. Доб­рый. Нельзя ему в детдом. Испоганят его там.

- Это он во дворе гуляет? - спросил Семеныч. - Со слоником и такой бабулькой зловредной?

- Угу, - кивнула Таня. - Соседка это, Евдокия Макаровна. Сереже она тоже не нравится. Но я просто никого больше не знаю. А вот и они…

После…

Чайник запел свою песню. Не дав комариным ноткам превратиться в паровозный гудок, Семеныч выключил газ.

Пока намазывал правильные бутерброды (хлеба поменьше, а масла и меда - побольше), Сережа успел сделать зарядку и застелить постель. Прыгал теперь по кухне синеглазым лягушонком, контролируя процесс приготовления завтрака.

Плотно поев, мужики одинаковыми движениями пригладили усы (отец - настоящие, сын - потенциальные), вымыли и перетерли посуду. Нарядились, простились с Татьяной, которая ответила неизменной улыбкой, и поспешили в школу. Сегодня у Сергея был первый звонок.

- Пусть в вашем общем доме всегда стоит это фото, - попросила Таня перед смертью. - Хочу, чтоб вы запомнили меня молодой, красивой и веселой.

После росписи она прожила еще почти полгода. Куда больше, чем предрекали врачи.

Схоронив ее, мужики перебрались в дом Семеныча.

Сережа уже неплохо вырезает маленьким ножичком деревянные фигурки. Особенно ему удаются слоники…