Седово: репортаж без политики

Седово: репортаж без политики

Душа подобна альбатросу

Если человеку колыбельную пело море, то он обречён на скитания. Правда, не каждому жителю Кривой косы удалось повторить подвиг полярного капитана Георгия Седова, чьё имя впоследствии присвоили старому рыбацкому поселению, мореходке, снискавшему всемирную известность учебному паруснику.

 

Фасад музея Г.Я. Седова.

 

Их подвиги поскромнее, а дороги зачастую ограничивались акваторией древней Меотиды. Но я не преувеличу, если скажу, что душа каждого земляка полярного исследователя подобна острокрылому альбатросу - единственной птице океанов, которая проводит жизнь в полёте над штормовыми волнами.

Извечная страсть седовцев к скитаниям порой проявляется неожиданным образом. Вроде бы и голубятню намеревался слепить хозяин, но получилась бочка, с которой колумбовы матросы высматривали неведомые земли. Построил флигелёк, а он - копия рулевой рубки двухмачтовой шхуны «Св. Фока», чьи паруса без следа растворились в белом безмолвии самого холодного океана планеты.

 

Экспонат №1 - шхуна «Св. Фока».

 

Что уж говорить о музее полярного капитана Седова или рыбацком стане атамана Василия Косогова! Даже беглого взгляда достаточно, чтобы обнаружить в этих совершенно различных по назначению строениях признаки морского сословия. Особенно они заметны в здании, под крышей которого на мёртвом якоре дремлет копия затёртой во льдах шхуны.

Ещё при ранних посещениях музея я не мог отделаться от ощущения, что меня пытаются мистифицировать. Открываешь дверь и сразу же оказываешься на борту парусника. Здесь пахнет сизальскими канатами и старинными лоциями, чьи страницы солёными пальцами перелистывают корабельные сквозняки.

Впрочем, само здание музея я бы поостерёгся считать сугубо сухопутным. Во время тягучих низовок, которые периодически испытывают на прочность кресты старого рыбацкого кладбища, волны пытаются вскарабкаться на крыльцо. А ещё они свободно разгуливают по крошечной площади и окрестным дворам.

 

Поверженный штормами тополь.

 

Мохнорукий краб - новосёл Азовского моря

Стойбище артели Василия Косогова под стать остальному. Вытесненное на самый берег корпусами пансионатов, оно кажется ходовым мостиком парохода середины прошлого века. По крайней мере, здесь, как на судне, окна- иллюминаторы покрываются кристаллами соли.

 

Василий КОСОГОВ.

 

Голос шторма - это тоже колыбельная. Только для взрослых. Порой она бывает настолько громкой, что мешает общаться с собеседником. Вот и сегодня мы с атаманом разговариваем на повышенных тонах.

- Это хорошо, - говорит Василий, - что ты опоздал. Во время излишне свежей погоды пассажир на промысле - ребятам обуза, а мне переживания. Давай, дождёмся штиля и - катайся в своё удовольствие. Мы же тебе, если помнишь, никогда не отказывали... И потом, в тихую погоду плавающие на воде посторонние предметы всегда можно увидеть. И вовремя отвернуть.

Я понял, что он имел в виду. В мелодию моря всё более властно стали вплетаться чужеродные звуки - гром артиллерийской канонады, а так же хруст раздираемой плавучей миной обшивки дозорного катера. И, тем не менее, артель, как и прежде, продолжала уходить на промысел.

Но о войне мы не упоминали. Мы говорили «за рыбацкую жизнь», основой которой для местных есть всё, что связано с морем. А оно всё меньше оправдывало возлагаемые на него надежды тех, кто вырос под колыбельную прибойной волны.

 

Возвращение с промысла.

 

Учёные мужи из института Азовского моря, наверное, бы хихикнули, подслушав двух дилетантов - рыбака и журналиста. Но, думаю, вовсе не обязательно быть специалистом по рыбе, чтобы равнодушно пройти мимо проблемы запертых нерестилищ. Одно из них - Кривокосский лиман - в километре от стойбища. Сотнями лет в нём мальки тарани, чебака, рыбца и других ценных пород нагуливали жирок, пока на заре развитого социализма дорожные строители тяжёлыми бульдозерами не затоптали пуповину, соединяющую лиман с древней Меотидой.

- Короче, - подвёл Косогов итог нашей научной беседы, - сдаётся мне, что в Азовском море скоро клевать будут исключительно китайские мохнорукие крабы.

- Господи, а это ещё что за зверь такой?

- Попался один в ставник. Год жил у меня, пока не околел. Существо, должен сказать тебе, исключительно нахальное и непоседливое. До сих пор не соображу, как он выбирался из аквариума и потом разгуливал по всему дому... Откуда новосёл, спрашиваешь? Из самого Жёлтого моря. Пароходы завезли в балластных танках. А первого поймали ещё в конце прошлого столетия в районе Керченского пролива... Кстати, на днях Герда притащила с пляжа обломок панциря новосёла.

 

Куриный бог покинул пляж

Герда по паспорту - охотничья собака, по крови - морское существо. Похоже, и она не осталась глуха к колыбельной солёного прибоя. Пытался сманить на прогулку по Кривой косе - куда там. Осталась дожидаться ребят с промысла, чтобы преподнести им в зубах кирпич, используемый вместо якорницы для мелких снастей. Такая уж у Герды штатная обязанность.

 

Герда.

 

Увы, панцири мохноруких крабов и живые особи с берегов Жёлтого моря мне не попадались. Куда-то подевались с пляжей и куриные боги - камешки с просверленными водой отверстиями.

Да и народу было не густо. По принципу: чем больше опавших листьев на тропинках пансионатов, тем меньше купальщиков. Но, несмотря на густеющее желе осени, отчаянные души всё же встречались.

Молодайка в облепившем мускулистое тело парео бесстрашно резала литыми из меди коленками прибойную волну. Не побоялась контакта с прохладной водой и дама в возрасте. Правда, брызги она предпочитала встречать спиной. Воистину сказано: у кого-то глаза - на рассвет, а у кого-то они - на закат.

 

Осенние купальщицы.

 

Сильный же пол был представлен в единственном экземпляре. Топавший по своим делам беспородный пёс вдруг сделал поворот на девяносто градусов и, подняв повыше вислый хвост, принялся лакать рыжую пену.

Возвращался я вкруговую, окраинными улочками, где ко мне безответно взывали приглашения снять внаём комнату. Впервые после ералашного лета улочки были такими, какими они и должны быть на самом деле. А ещё они казались рыбачками, которым наконец-то позволили смыть со смуглых щёк аляповатые румяна.

По этому поводу Василий Косогов однажды сказал, словно извинился:

- Паскудное дело - превращать рыбацкую слободу в зону отдыха. Ведь пансионаты, кафешки и прочая пляжная дребедень лишают её первозданной самобытности. Но что прикажешь делать, если вчерашние рыбаки и засольщицы тюльки стали пасынками моря?

Я ничего не приказал. Ни в тот приезд, ни в этот. Просто потрепал по загривку Герду, которая продолжала сторожить кирпич-якорницу и принялся вместе с Василием высматривать на горизонте подзадержавшихся ребят.

Так и торчали мы вдвоём на верхотуре рыбацкого стана, чьи контуры неуловимо напоминали рубку старого парохода.

 


Сергей ВАСИЛЬЕВ
Читайте также: