Потерпевшая Алёна Сергеевна

В дом жительницы посёлка Еленовка, что на самой линии фронта, Алёны Сергеевны, по её словам беда и радость пришли рука об руку. Мина сто двадцатого калибра  разорвалась в аккурат посреди двора, изрешетив осколками крышу, летний душ, две стопки шифера, а от нужного строения остались лишь мелкие щепки.

 

Во время войны на Донбассе частично повреждено или полностью разрушено порядка пяти тысяч крыш.

 

- Это, так сказать, глобальные разрушения, - пытается улыбнуться сорокасемилетняя хозяйка. - К числу менее значительных, в частности, относится продырявленная кастрюля борща. Телевизору тоже досталась порция металла. Приходил телемастер, поглядел на пробитый экран и вынес окончательный приговор: «Ремонту не подлежит».

- Ну а радость в чём заключается?

- В сэкономленных деньгах и времени. Перед самой войной решили перекрыть дом, купили шифер, договорились с бригадой шабашников, но потом решили: «Пусть стройматериалы полежат до лучших времён». Вот и полежали, пока мина не обратила шифер в мелкий щебень.

- Всё равно повода для радости не вижу...

- Какой вы непонятливый, прости Господи... Договор-то оказался автоматически расторгнутым, а предназначенные для оплаты труда шабашников четыре тысячи целы до единой копеечки.

И только теперь до меня дошло - Алёна Сергеевна просто шутит. Невесело, с плохо скрываемой горечью, но шутит. А что, спрашивается, остаётся делать человеку, который второй год живёт на линии фронта, откуда в любую минуту может прилететь если не мина, то снаряд.

 

Заплаты на железных ставнях

Листовой металл в горняцком Докучаевске идёт примерно по такой таксе: один квадрат - два квадратных метра сала. Или денежный эквивалент национального продукта. Однако подобную роскошь могут позволить себе немногие счастливчики. Да и спрос превышает предложение.

Я прошёлся наугад по нескольким окраинным улицам и насчитал всего десяток домов, где окна прикрыты стальными листами. Большинство же защищено досками, мешками или пересекающимися полосками липучей ленты.

 

У этого хозяина денег, похоже, на стальные ставни не нашлось.

 

У меня тоже появилась возможность попасть в число счастливчиков. Позвонил знакомый скупщик металлолома и предложил по сходной цене парочку железных ставень:

- Правда, - добавил он, - товар малость подпорчен. Но ничего, поставлю капитальные заплаты... Сварочный аппарат и расходный материал имеется. Так что пользуйся на здоровье.

- Если не коммерческая тайна, откуда у тебя такая драгоценность?

- Мужик один приволок. У него возле калитки снаряд хряпнулся. Десяток осколков пришлось на стену дома, а семь угодили по окнам.

В неблагонадёжности бронированных ставень я окончательно убедился во время поездки в Дебальцево. То и дело в поле зрения оказывались изрешечённые гаражные ворота, калитки, а настоятель местного храма отец Мирон показал мне церковную ограду, которую с трудом поддерживали изъязвленные шрапнелью металлические столбики.

 

Против шрапнели никакой металл не устоит.

 

Всё это вместе взятое и заставило меня отказаться от заманчивого предложения скупщика металлолома, знаете, как-то не устраивала перспектива обзавестись ставнями в заплатах, которые никоим образом не защищают от осколков, а только служат средством сомнительного самоуспокоения.

 

Кому - на паперть, а кому - на панель

Сердобольная коллега, подписывающая свои публикации под псевдонимом Мари Эл, решила поплакаться мне в жилетку:

- Мою газету, похоже, скоро прикроют. Подписка ниже плинтуса, у шефа в сейфе денег осталось на пару шариковых карандашей и пачку писчей бумаги. А у меня, как ты знаешь, на иждивении пара спаниелей, да тройка сиамских. Дворовая псарня - само собой... На днях прибилась ещё и кавказская сторожевая... Теперь муж постоянно подначивает: «Чтобы прокормить ораву, куда пойдёшь? На паперть или на панель?». И, действительно, где искать кусок хлеба насущного, если газета прикажет долго жить?

 

«Подайте на молочко».

 

Ответил я четверостишьем-экспромтом, корявость слога которого с лихвой компенсировала злободневная тема: «Если у вас собачка для охраны, то вам - прямо, на паперть возле храма. А если у вас пёсик-спаниель, то вам - налево, на панель».

Коллега для приличия хихикнула и тут же сообщила, что сочинитель не так уж далёк от истины:

- В Донецке возле собора видела бабульку с двумя псинами на общем поводке. Дворняжки, но ухоженные, дружелюбные. Бабулька, тоже сплошная приветливость, картонку возле ноги поставила... Текст дословно не помню, но суть примерно такова: «Пожертвуйте, люди добрые, на собачек и шестерых кошечек, подобранных мною у подъезда. А то пенсия у меня маленькая. Только на коммунальные услуги хватает».

- Подают?

- Кто - как. Я червонец не пожалела... Поедь, запечатли бабульку для истории.

Просьбу коллеги я выполнил. И даже выяснил, что одну из дворняжек полтора месяца назад ранило шальным осколком. Еле выходили. Но снимок для истории не сделал. Может быть, бабулька для сбора милостыни специально местечко подальше от своего дома выбрала, не пожелала, чтобы знакомые увидели. А я ради одного снимка ей всю коммерцию испорчу. Ведь есть же вещи, которые грех напоказ выставлять.

 

Горечь войны в молоке материнском

Оставившую на душе осадок житейскую историю поведала дончанка Алевтина Зинькович:

- С внучкой, дочерью, зятем и сопровождавшими нас в роддом лицами только выгрузились из машины возле подъезда, а навстречу соседка - бабушка Зина... Она у нас вроде ведуньи... Как всплеснёт руками, как запричитает: «Здравствуй, моя сестричка несчастная, здравствуй, горемыка». Все в осадок выпали, а бабушка Зина продолжает: «Сестрички мы, выходит, дети войны. Я в Отечественную родилась, а твоя, Алевтина, внучка - в эту»... И, таки, накликала беду: отец бабушки Зины погиб под Кенигсбергом весной сорок пятого, а мой зять сложил голову под Кировским месяц спустя после рождения дочери.

А накануне вернулся из Тельманово, где пообщался с ещё одним ребёнком войны, четырёхлетним Романом. Спросил «за жизнь», а он вопросом на вопрос ответил: «Друга Ваню снарядом убило, вон, возле хаты крышка от его гроба... С кем теперь играться буду?».

А здесь ещё Алевтина со своими напастями. Не успела дочь-вдову из транса вывести, как начались нелады с внучкой. То истерики закатывала исключительно во время обстрелов, а теперь они возникают по малейшему поводу. Даже из-за оброненной на пол поварёшки.

- Побывали у всех детских врачей города, - жалуется Алевтина, - к знахаркам возили. Но те и другие только плечами пожимают: «Чего вы хотели, если ребёнок горечь войны впитывает вместе с молоком матери?».

- К соседке-ведунье не обращались?

- Умерла она. Помню, последний наш разговор с ней: «Если ещё раз снаряд возле микрорайона взорвётся, приходи на мои похороны». И, таки, сдержала слово, скончалась под грохот канонады... Но детей войны в нашем подъезде по-прежнему двое. Соседи девочку родили.

Подумалось, правы алевтинины  соседи, решившие  обзавестись дочкой. Ведь если рожать с оглядками на войны, то опустеет не только отдельно взятый подъезд, а и вся планета.

 

Сергей ВАСИЛЬЕВ