Две войны смешались на Донбассе
На этой неделе Донбасс празднует 73-ю годовщину освобождения от немецко-фашистских захватчиков. Сейчас в нашем крае снова война. И осколки беды Второй мировой смешиваются со свежими, наносящими еще более страшные раны, т.к. воюют друг с другом нынче те, кто вместе сражался против гитлеровцев в грозные 40-е минувшего века.
Линия «Черепаха» - забытая осень
Саур-Могила по праву входит в обойму основных достопримечательностей шахтёрского региона. Высшая географическая точка, помимо всего прочего, считается главной братской могилой Донбасса, к подножью которой благодарные потомки каждую осень сваливают охапки полевых цветов и перевязанных траурными ленточками гвоздик.
Те же, кому не нашлось местечка в экскурсионных автобусах, и кому не позволяет здоровье, отдают дань братским могилам рангом пониже. Особенно густо захоронения военных лет засевают берега Кальмиуса, где проходила оборонительная линия гитлеровцев «Черепаха».
Именно сюда 31 августа 1943 года была отведена шестая армия Вермахта. «Этим, - пишет в своих мемуарах фельдмаршал Эрих фон Манштейн, - был сделан первый шаг к сдаче Донбасса... Было отдано распоряжение об уничтожении всех важных в военном отношении объектов».
Памятник у безымянной высоты.
Берег левый, берег правый
Похоже, в списке экстренной ликвидации оказался и концентрационный лагерь для советских военнопленных на левом берегу Кальмиуса. Ныне - территория Комсомольского горсовета.
Однако наступление арьергардов Красной Армии развивалось настолько стремительно, что охрана не успела взорвать заминированные бараки. Часть её была перебита на месте, часть бежала за Кальмиус, где закрепились подразделения шестой армии гитлеровцев.
С того сентябрьского дня миновало семьдесят три года. За это время концлагерь дважды успел сменить хозяев. Сразу же после освобождения сюда начали прибывать партии плененных вояк фон Манштейна.
Комсомольское. Мемориал жертвам фашизма.
По словам старожилов, немцы искупали грехи тяжкие на строительстве обогатительной фабрики местного рудоуправления. Они же восстанавливали и уничтоженные командой факельщиков жилые дома, административные здания, школы, больницу.
Когда оставшиеся в живых немецкие военнопленные получили разрешение вернуться на родину, руководство рудоуправления и профсоюзный комитет постановили переселить ютящиеся в землянках семьи горняков в концлагерь. А сам он стал именоваться рабочим посёлком имени Чкалова.
Ордера в концлагерь выдали особо нуждающимся
Гид Сергей и его землячка Лидия Михайловна.
Историю возникновения посёлка не левом берегу Кальмиуса мне поведал бывший машинист экскаватора, а ныне - пенсионер Сергей:
- Бараки начали строить пленные красноармейцы. А заодно они хоронили товарищей по оружию, которых, если мне не изменяет память, числом в шесть тысяч шестьсот три человека. Немецкие военнопленные продолжили начатое дело. И тоже хоронили своих. Правда, цифры их потерь до сих пор не обнародованы. Ну, а после эстафету приняли мои родители, и другие особо остро нуждающиеся в улучшении жилищных условий... Конечно, это была не самая лучшая идея - основать на месте концлагеря рабочий посёлок, но бараки, согласитесь, по сравнению с лачугами, в которых нередко ютилось по две-три семьи, царские апартаменты.
- Если быть точным, - поправила добровольного гида пенсионерка Лидия Михайловна, - гитлеровцы замордовали шесть тысяч шестьсот тридцать бойцов и командиров Красной Армии. Где именно их хоронили?.. Да Бог его знает… Везде.
- Возможно, и возле этих самых берёзок, - добавил Сергей. - На речном берегу, в шурфах, откуда брали камень. У нас и по сегодняшний день вместе с картошками лопата выворачивает человеческие кости. Помню, во время прокладки водопровода, именно на месте вот этой колонки, где Михайловна набирает воду, наткнулись на очередную братскую могилу.
Зарастает тропа по соседству с фугасом
Ушедший в почву фугас
жители рабочего посёлка обходят стороной.
По словам моих новых знакомых, немецких военнопленных тоже хоронили, где придётся. А погибло их немало. В позапрошлом году посёлок подвёргся бомбардировке. Один из снарядов проделал в огороде обширную воронку. Заодно, помимо глины, он вывернул на поверхность губную гармонику, пуговицы с немецких мундиров, бляхи.
Слушая горестное повествование провожатого, я никак не мог отделаться от ощущения, будто новую войну на берегах Кальмиуса развязали исключительно для того, чтобы и моё поколение сполна познало все ужасы бомбардировок.
Чуть позже мы прошлись узкими улочками, которые отделяли один барак от другого. И везде следы бомбардировок. Израненная шрапнелью берёза, обжатые взрывной волной металлические заборы, проступающие сквозь новую побелку отметины осколков на стенах.
- Женщину, - показал Сергей рукой на белевшую в кронах берёзок крышу, - убило вон в том доме. Ранило и ребёнка. Тяжело ранило. До больницы хоть и довезли, но спасти не сумели... А вон там, возле тропинки из земли до сих пор торчит что-то страхолюдное. Не то реактивный снаряд «Урагана», не то мина последней модели... На всякий случай, наши теперь по тропинке не ходят, отчего та основательно заросла чертополохом.
Окропили траву хлебным вином
Передовые подразделения Красной Армии форсировали реку в районе концлагеря под сильнейшим огнём. Вёлся он с безымянной высоты на правом берегу Кальмиуса, где, собственно, и проходила оборонительная линия вермахта «Черепаха».
Первые ощутимые потери наступающие понесли на единственной улице села Подгорное, о чём свидетельствует оказавшаяся в одном ряду с жилыми строениями братская могила. На мемориальной доске у её основания выбиты фамилии: «Алаев... Бобров... Колегаев... Лунев... Матвинко...»
Как сказал по этому поводу местный мужик Павел, убитых опускают в братскую могилу, не интересуясь возрастом и национальной принадлежностью. Просто пишут, что погиб за освобождение Родины и ставят последнюю дату в его биографии.
Вторая братская могила за селом, у безымянной высоты. Как гласит мемориальная доска, здесь, помимо троих известных, упокоились 24 тех, чьи фамилии установить не удалось. Но это уже упущение местных властей, которые поленились обновить мемориальную доску.
Лет восемь-девять назад мне довелось поприсутствовать на встрече живых и мёртвых. От первых был уроженец Докучаевска Иван Бучко, вторых представлял его родитель, более полувека считавшийся без вести пропавшим Бучко. Тоже Иван.
- Вот мы и свиделись, - молвил Иван Иванович. - Я много лет искал твою могилу от Сталинграда до Берлина, но оказалось, что ты полёг под безымянной высотой близ Подгорного. Спасибо местным школьникам, которые помогли нам встретиться...
С этими словами сын фронтовика опустился на одно колено и по старинному славянскому обряду окропил степную траву хлебным вином.
Пастбище на линии окопов
Благодаря амвросиевским лесоводам, я с минимальной погрешностью научился определять засыпанные ходы сообщения, орудийные дворики и солдатские окопы. В этих местах, если луг - трава погуще, а если молодая дубрава - деревья повыше.
Пригодился этот метод и во время обследования высоты. Правда, засуха прежде срока убила дикие злаки, степной полынок и превратила в прах листья чабреца. Но способный обходиться каплей росы кермек выстоял. И теперь его бледные соцветья оконтуривали ломанные траншеи.
Местами пунктирная линия прерывалась. Здесь, безо всякого сомнения, потрудились чёрные археологи. Под их лопатами обнажились боковые ответвления пулемётного гнезда и полузасыпанный вход в блиндаж.
Зато от стоявшей на самой верхотуре «тридцатьчетвёрки» не осталось и следа. Вместо танка-памятника торчал металлический кол, к которому была привязана корова. Чуть поодаль в траве возлежал телёнок. Для них начинённый осколками клочок земли был просто пастбищем.
Так и мы, самые гуманные творения, смотрим на эту землю глазами жвачного животного. Возделываем картофельные грядки на захоронениях, бродим по улицам, которые в своё время отделяли один барак концлагеря от другого, любуемся стойким кермеком, совершенно забыв при этом, что корни растения черпают энергию из сотлевших останков. А потом, как бы извиняясь за грехи, охапками тащим к подножью братских могил полевые цветы и перевязанные траурными ленточками гвоздики.
Сергей ВАСИЛЬЕВ.
Фото автора.