«Я знала, что меня похоронят заживо»
Этой фразой начала свой рассказ о необычных приключениях шестидесятилетняя пенсионерка одного из сёл прифронтовой зоны. Нечто подобное довелось пережить и старушке из многострадального Никишино.
Искупали бабушку в огуречном рассоле
Как я успел заметить, жители зоны риска избегают исповедоваться перед журналистами. Похоже, сказывается извечная боязнь - как бы откровения не вышли боком. А потом, страдания для них ещё не закончились.
Да и со своей стороны чувствуешь некий дискомфорт. Ощущение такое, будто выпытываешь подробности кораблекрушения у спасшегося на плоту человека, которому ещё предстоит проплыть до ближайшего берега полторы тысячи миль.
Пенсионерка из разрушенного на восемьдесят процентов Никишино Галина Ивановна вообще предпочла общаться со мной, лёжа на кровати через посредника - внука Игоря.
- Ты, - велела она, - расскажи всё гостю, а я буду слушать. Если что не так, поправлю.
Галина Ивановна голос больше не подала. Возможно, задремала, или же внук, приветливый молодец лет двадцати от роду, изложил суть произошедшего без особых прикрас:
- В этом доме живём мы с мамой, а бабушкин рядом... Пойдёмте по тропинке через огород... При обстрелах бабушка предпочитает отсиживаться в собственном погребе. Считает его более прочным. А мы с мамой, соответственно, в своём... Так вот, сидим, как говорится, дрожжи продаём. А оно как шандарахнет рядом. «Наверное, - говорит мама, - в бабушкином дворе упало. Пойду, погляжу». Только я придержал её за полу куртки: «Если что и случилось, то того уже не миновать», - говорю.
Подвал Галины Ивановны на поверку оказался не таким прочным, как утверждала хозяйка. Одной противотанковой болванки оказалось достаточным для того, чтобы завалить выход. Саму Галину Ивановну при этом довольно чувствительно огрело по спине камнем.
И всё-таки ангел-хранитель продолжал оказывать покровительство пожилой женщине. Вторая болванка сделала прободную язву в перекрытии подвала и, разметав кадку с солёными огурцами, ушла в землю.
- Где-то через полчаса бомбардировки, - продолжает Игорь, - мы с мамой услышали стук в дверь... Чтобы всякий раз не открывало взрывной волной, я приделал к ней щеколду... Открываю, и здесь на меня валится бабушка. Вся в земле. И пахнет, будто её в огуречном рассоле искупали.
Попила абрикосового компоту из банки и принялась рассказывать о своих приключениях.
- А как ты выбралась из подвала без посторонней помощи? - спросила мама.
- Обыкновенно, - ответила бабушка. - Ящики из картошки поставила один на другой под дырой в перекрытии. И бегом к вам...
- Так что наша бабушка, - говорит в заключение Игорь, - самая настоящая героиня.
При подготовке материала я связался по телефону с посредником интервью и справился о здоровье Галины Ивановны.
- Живее всех живых, - ответил внук. - Подвал отремонтировали, заменили побитую кровлю, вставили четыре пластиковых окна. Осталось лишь жить да радоваться тому, что село наше сейчас в глубоком тылу.
На малой родине Клавдии Степановны абсолютное безлюдье.
Сапёрная лопатка от ангела-хранителя
Персональный хранитель другой заживо погребённой, назовём её Клавдией Степановной, менее милостив. Вот уже четвёртый год он равнодушно взирает, как жернова войны обращают в прах малую родину своей подопечной.
Пришлось Клавдии Степановне самой позаботиться о собственном спасении. Крепилась до последнего. Соседи уже давно покинули дома с видом на окопы, а она продолжала ждать чудо.
Но вместо него прилетел гаубичный снаряд. Он не только прихлопнул погребницу, но и обрушил на неё сверху часть торцевой стены.
К счастью, сложенное из дубовых колод перекрытие выдержало. Лишь объятые ужасом мокрицы густо осыпались на Клавдию Степановну и картофельный ларь, где хозяйка хранила еду, свечи, оставшиеся от покойного мужа шахтёрскую коногонку и сапёрную лопатку.
То есть, пожилая сельчанка оказалась рассудительнее иного мужика с высшим образованием. В том числе - меня. Если честно признаться, в моём личном бомбоубежище нет никаких запасов на всякий пожарный случай.
Правда, подвал я никогда не использовал в качестве укрытия. Он, конечно, может защитить от пуль и осколков, но что это, прости Господи, за бомбоубежище, перекрытие которого бессильно перед снарядами среднего калибра?
И всё-таки сотнями поколений доказано: бережёного Бог бережёт. Так что придерживающаяся этой заповеди Клавдия Степановна поступила весьма и весьма мудро.
- Я ведь знала, что однажды меня похоронят заживо, - призналась она. - Конечно, если смотреть на мир из окна комнаты общежития, которую мне выделили за полсотни километров от линии фронта, это звучит довольно странно...
- Но ведь вы, насколько известно, задатками ясновидящей не наделены.
И вообще, разве простой смертный может наперёд знать, что с ним произойдёт через час, сутки, месяц? Лично мне известно лишь одно исключение из правила.
- Что вы имеете в виду? - заинтересовалась Клавдия Степановна.
- Если быть точным - кого. Конкретно вашу землячку Валентину. Она сейчас левой рукой автобиографическую повесть пишет. Так вот, однажды во сне ей явилось что-то вроде привидения и назвало конкретную дату. Год, месяц, день.
- И?..
- В этот день осколками ей оторвало правую руку и левую ногу.
- Бедняжка... Но ко мне никто не приходил. Даже во сне. Просто, во время многочасовых отсидок в погребе начинаешь строить предположения, прикидывать различные варианты развития событий. Да и насмотрелась всякого, не выходя за пределы села. Видела расстрелянную из танка верхнюю улицу, обрушенные снарядами дома, вскрытые погреба... Ну и сделала соответствующие выводы. Запаслась едой, питьём, а главное - притащила в своё бомбоубежище коногонку и саперную лопатку. Если бы не мужнино наследство, мы бы с вами сейчас не разговаривали.
«Я и баба, и мужик...»
К счастью, трубу вентиляционной отдушины не завалило обломками стены. Через неё продолжал поступать свежий воздух, и можно было узнать - день сейчас, или ночь.
Несколько раз через отдушину долетали мужские голоса. Скорее всего, они принадлежали военным, которые периодически прочёсывали село.
Клавдия Степановна поначалу звала на помощь. Но вскоре поняла, что только зря расходует силы.
- А вам когда-нибудь доводилось бывать в нашем селе? - прервала своё повествование вопросом Клавдия Степановна.
- Дважды. До войны, когда приехал проверить слухи о нападении на домашний скот загадочного существа. И на днях. Имел сведения, что вы продолжаете оставаться на малой родине. Однако служивый на въезде сказал, что гражданские покинули село. Кстати, он вас помнит. Сказал, что таких надо представлять к ордену за мужество.
- Ну, это было бы что-то вроде того, если бы медаль «3а спасение утопающего» выдали тому, кто без посторонней помощи выбрался из омута. Нет, я просто спасла собственную шкуру. И ничего более.
- Удивляюсь: как вам только удавалось сохранить спокойствие в безысходной ситуации?
- Поначалу всяко было. И плакала, и Господу молилась, ангела-хранителя о снисхождении просила. А потом успокоила себя как могла... Было очевидно, что дубовые колоды и обложенные песчаником боковые стены подвала мне не одолеть. Оставался один выход - пробиваться сквозь завал.
На её месте я бы, наверное, запаниковал. И не уверен, что смог бы перелопатить такую уйму земли, камней и щепок. Их там тонн десять. Или поболее того…
- Знаете, я тридцать лет отработала в полевой бригаде, столько земли тяпкой и лопатой перевернула, что никакой бульдозер сравниться не способен. А сорок соток сада-огорода, а четверо детей, а хозяйство... Как говорится, глазам страшно, но руки делают. Так и в этом случае. Беру камень, откатываю в противоположный угол, второй, третий... Потом землю сапёрной лопаткой отгребаю. И так трое суток подряд с короткими перерывами на сон, который больше похож на потерю памяти.
- Силы чем подкрепляли?
- Много ли старухе надо? Погрызу сухарей с салом, водой запью и опять камни ворочаю. А полное брюхо человека расслабляет. Мой покойный муж ещё говорил: «После сытного обеда работа на ум не идёт».
- А как же оставленная без присмотра скотина? Наверное, душой извелись?
- Так изводиться-то не зачем. Корову продала после смерти мужа, кабанчика миной ранило, пришлось дорезать. Куры в сараюхе живьём сгорели. А куда подевался кот, сама по сей день не ведаю.
- Что испытали после того, как на исходе третьих суток выбрались из подвала?
- Ничего особенного. Только чуть не ослепла. To ли от солнца, то ли с горя... Половина торцовой стены обвалилась, крыша - решето сплошное, на месте летней кухни громадная яма. И более мелкие воронки по всему огороду.
- Как говорят в таких случаях, ремонту не подлежит...
- С чего вы взяли? - рассерчала Клавдия Степановна. - Разве не женщины, да древние старики с подростками отстроили село после той войны. Пока не вернулась из эвакуации тракторная бригада Паши Ангелиной, бабы основной тягловой скотинкой на земле были. И ничего, вытащили... А я, да и остальные разве из более сдобного теста слеплены? Раз уж Господь сподобил из-под завала выбраться, то, надеюсь, и дальше не оставит без поддержки... Я ведь чего здесь сижу, к детям не уезжаю? Жду, когда в село вернуться разрешат. Приезжайте, как отстроимся, в третий раз. Знать бы только, когда эта проклятая война закончится...
Никишино после обстрелов.
Сергей ВАСИЛЬЕВ.
Фото автора.