Как Борис Слуцкий разлюбил Сталина и полюбил женщину

Завтра мог бы отпраздновать свой девяностолетний юбилей наш земляк и знаменитый советский поэт Борис Слуцкий - он родился 7 мая 1919 года в Славянске. В нашем понимании словосочетание «советский поэт» звучит как тоскливый анахронизм из школьных учебников. Но по отношению к Слуцкому - талантливому человеку со сложной судьбой - этот стереотип совершенно несправедлив!

Голодное украинское детство

У самого поэта о Славянске остались весьма смутные воспоминания. Родители увезли Бориса оттуда, когда ему было всего три года. Он больше никогда не возвращался на родину.

- У нас даже не сохранилось никаких вещей или свидетельств, связанных с его жизнью в нашем городе, - говорит директор краеведческого музея Славянска Лилия Зандер. - Кобзон, Богатиков приезжали, дарили сувениры, а вот Слуцкий - нет.

 ...а уже в зрелом возрасте их затмила третья - и самая сильная. В своей жизни поэт любил только одну женщину - свою жену Татьяну Дашковскую.

Хотя поэт и уехал из Славянска в столь нежном возрасте, в Украине он задержался намного дольше. Его детство и юность прошли в Харькове. Время было голодное, семья Слуцких едва сводила концы с концами. Впоследствии Борис описал украинскую часть своей биографии:

Лошади едят овес и сено?
Ложь! Зимой 33-го года
Я жил на тощей,
как жердь, Украине.
Лошади ели сначала солому,
Потому - худые
соломенные крыши,
Потом их гнали
в Харьков на свалку.
Я лично видел своими глазами
Суровых, серьезных,
почти что важных
Гнедых, караковых и буланых,
Молча, неспешно
бродивших по свалке.
Они ходили, потом стояли,
А после падали и долго лежали,
Умирали лошади не сразу...

Даже удивительно, как наши чиновники до сих пор не догадались использовать эти строки в спекуляциях на тему голодомора. Наверное, просто не читают поэзию, которой нет в школьной программе.   Несмотря на бедность, в то время у Бориса, почти как у Пушкина, была няня, оказавшая большое влияние на его развитие. Она прибилась к семье еще в Славянске и первое время была домработницей, но потом отказалась от какой-либо платы, став просто членом семьи. Никто не знал ее настоящего имени. Взрослые называли ее Ольгой Николаевной, а Боря, который был ее любимцем и сам в ней души не чаял, - Аней.

До конца жизни Борис Слуцкий свободно говорил по-украински, и даже в стихи иногда вставлял украинизмы: «Ой, що робыть з отым нимцем, нашим ворогом!»

Осудил Пастернака, а пострадал сам

Борису Слуцкому всегда вменяли в вину его лояльность к советской власти и коммунистической идеологии. В глазах большинства это автоматически ставит его в один ряд с конъюнктурными писаками, воспевавшими Сталина и социалистические стройки. Только, в отличие от них, Слуцкий был коммунистом совершенно искренним. Он прошел всю войну, по его собственному признанию, на фронте носил с собой портрет Сталина и вешал его в каждой палатке или землянке, где приходилось останавливаться.

Но война закончилась, Слуцкий вернулся в Москву, - и обнаружил, что совершенно не нужен системе, в которую так искренне верил. После тяжелейшей контузии, полученной на фронте, он сильно болел, перенес две трепанации черепа. У него не было ни жилья, ни работы, и везде он наталкивался на то, что «пятый пункт» в паспорте автоматически перечеркивал его талант и боевые заслуги. Вот тогда-то и началось его разочарование, которое не замедлило отразиться в стихах.

Слуцкий вообще всегда просто и прямо, без пафоса писал о том, что чувствовал: как хорошо просто воевать за свою страну и как тяжело судить провинившихся и допрашивать пленных (на фронте он был политруком), как плохо быть евреем в стране, где царит антисемитизм, и даже как Некто Главный (в стихах - Бог или Хозяин) почему-то невзлюбил его, Слуцкого, хотя он посвятил ему всю свою жизнь и был за него ранен.

В стихах отразилось и самое главное его потрясение, связанное с общественной жизнью: под давлением партии он вынужден был выступить на писательском собрании, где клеймили Бориса Пастернака за то, что тот отдал за границу «Доктора Живаго» и не отказался сразу от Нобелевской премии. Эта история легла жирным черным пятном на репутацию Слуцкого, от него отвернулись многие друзья, над ним открыто насмехались, он и сам всю жизнь страшно переживал и стыдился этого, но вслух не оправдывался. Только написал:

Уменья нет сослаться на болезнь,   
Таланту нет не оказаться дома.
Приходится, перекрестившись, лезть
В такую грязь, где не бывать другому.

А само выступление Слуцкого на том собрании не было нигде опубликовано, и только через много лет стало известно, что оно было демонстративно кратким, а имя Пастернака вообще не было упомянуто. Но осадок, как говорится, остался.

Плохой сосед и хороший муж

Как несложно догадаться, общественные вопросы занимали Слуцкого гораздо больше, чем личная жизнь. Он, казалось, совершенно не интересовался женщинами, снимал крошечную комнатку и жил там, не заботясь ни о чем, кроме стихов. Такой себе не приспособленный к жизни чудаковатый поэт. Как вспоминал его сосед по коммуналке известный писатель Григорий Бакланов, о его беспомощности в быту можно было слагать анекдоты.

- Сижу я в своей комнате, работаю. Вдруг - взрыв на кухне, звон металла. Что такое? Оказалось, Боря решил почистить ботинки, но вакса засохла. Чтоб растопить ее, он зажег газ, поставил банку на огонь, а сам тем временем переводил стихи, и мысль его далеко витала. Жестяная банка грелась, накалялась, да и взорвалась. Сквозь стекло в двери мы увидели, как по всей кухне крупными хлопьями оседает жирный черный снег...

Вообще, сосуществовать со Слуцким было сложно: он мог часами разговаривать по телефону, не реагируя даже на просьбы освободить линию, никогда не улыбался и удивлял всех своими угловатыми манерами.

- Мы ждали дочку. Боря заметил, что у жены появился животик, и, наставив на меня указательный палец, как ствол пистолета, спросил: «Этот ребенок случайный или запланированный?» - вспоминает тот же Григорий Бакланов.

Так продолжалось до тех пор, пока, уже немолодой, Слуцкий вдруг не встретил свою единственную любовь. Татьяна Дашковская, женщина «высокая, интересная, с характером» и младше поэта на одиннадцать лет, была единственной, кто до конца его понимал. Слуцкий восторженно описывал в стихах, как он, человек, привыкший к строгости и аскетизму, учится покупать цветы любимой женщине.

Но счастье продлилось недолго. В середине семидесятых Таня тяжело заболела - ей поставили диагноз рак лимфоузлов. Слуцкий стал совсем потерянный, метался, хватался за любую работу, чтобы купить лучшие лекарства, и даже повез ее лечиться в Париж. Но не смог спасти любимую женщину. Ее смерть так подкосила его, что он до конца жизни не смог оправиться от удара.

Я ничего не видел кругом -
Слеза горела, не перегорала,
Поскольку был виноват кругом,
И я был жив,А она умирала, -

написал он тогда. Это было одно из последних его стихотворений. Слуцкий больше не смог писать, и последние девять лет скорее доживал, чем жил. Просто лежал в пустой квартире, а потом и в психиатрической клинике. Когда его выписали, друзья понадеялись на улучшение, хотели прийти к нему, но он ответил: «Не к кому приходить». Вскоре, в феврале 1986 года, Борис Слуцкий умер.

Брат поэта - директор израильской разведки

Мало кто знает, что «пятый пункт» в паспорте Бориса Слуцкого был особенно «злостным». Его двоюродный брат Меир Амит - не просто гражданин Израиля, а директор внешней разведки «Моссад» с 1963 по 1968 год.

Его отец, Хаим, был родным братом Абрама Наумовича Слуцкого, отца поэта. Только, в отличие от него, в двадцатые годы уехал не в Харьков, а аж в Палестину. Там у него вскоре и родился сын Меир. При рождении у него тоже была фамилия Слуцкий, он сменил ее уже впоследствии. Борис Слуцкий знал, кем является его родственник, и даже гордился этим. Более того, мать Меира в 1964 году приезжала в Советский Союз и виделась с ним. Советское посольство в Тель-Авиве тогда без всяких проволочек выдало ей визу, прекрасно зная, кто ее сын, а может быть, как раз благодаря этому обстоятельству. Меир Амит и сейчас жив, прекрасно себя чувствует и пользуется огромным уважением - его называют человеком-легендой.