Между двумя папами
Три года она прожила с ощущением вины. Три года чувствовала себя воровкой, укравшей чье-то счастье...
После маминых откровений Аня долго пыталась понять, чем отчим лучше отца. Родной был спокойным, нежным и знал все на свете, будто носил в голове многотомную энциклопедию, а неродной - веселым, праздничным, ярким, как новогодний фейерверк, и очень везучим в бизнесе. Так что по всему выходило, что с отчимом жить приятнее, все равно что питаться только десертами, навсегда отказавшись от супа и хлеба.
На чужого мужика роток не разевай!
- Поди разбери теперь, что я ощущала в нежные годы - свою избранность или ущербность, - говорит мне красивая молодая женщина. - Скорее всего, все же первое, хотя тонкую скорлупу благополучия порой пробивали хищные клювы. Так, запомнилась почему-то соседка снизу, толстая баба с избытком сахара в крови и дефицитом такта, пытающая на лестнице: «А что, у тебя два папы, а с мамой кто из них спит?». И первая учительница с косой на затылке, все время вызывающая отца в школу, чтобы попросить то полочку в классе прибить, то сделать наглядное пособие. И он, научный работник, безропотно подчинялся.
«А правда он не женат? - допытывалась учительница и просила. - Ты ему про меня рассказывай, хвали, а я тебе пятерочки ставить буду».
- Я кивала головой, а в глубине души догадывалась, что хитрая Нина Степановна хочет отнять у меня отца и подарить его своему гундосому, сопливому Генке. А потому, защищая свое, все делала наоборот - ехидничала в адрес учительницы и рассказывала про нее разные непристойности, как та на уроке икала, как поскользнулась в школьном коридоре и упала, показав всему свету противные, линялые панталоны. Мама и отчим от души хохотали, а отец мучительно краснел, он вообще не любил злословия, и неуклюже защищал низвергнутую.
Любить или жалеть?
...О том, что в их семье что-то не так, Анечка впервые задумалась лет в тринадцать, когда влюбилась сразу в двух мальчиков. Она радостно поделилась новостью с мамой, рассчитывая на одобрение, но та вдруг нахмурилась, усадила ее на диван и, медленно чеканя слова, словно вбивая гвозди, сказала, что любить можно лишь одного, а других уважать или жалеть. Умная дочь мгновенно усвоила урок:
- Ты любишь Игоря Михайловича, а папу жалеешь?
- И уважаю, - добавила мама, - он человек благородный. Не стал мне мешать и мстить, когда я встретила Игоря, и даже с ним подружился.
Ане было шестнадцать, когда мама стала худеть и падать в обмороки. Сначала врачи терялись в догадках, потом поставили страшный диагноз - лейкемия. Их уютное домашнее гнездышко превратилось в больничную палату. Борьба за мамину жизнь длилась почти два года, хотя всем, кто участвовал в ней, был ясен исход заранее. За несколько дней до смерти мама, исхудав настолько, что не могла сидеть, подозвала Аню к себе.
- Знаешь, что самое страшное? - прошелестела она пересохшими губами. - Он женится на другой... Эти губы и эти руки... эту ямочку на подбородке - все присвоит чужая женщина... Мама закрыла глаза, и по ее пергаментной щеке скатилась крупная бесшумная слеза.
- Что же она в нем нашла? - терзалась Аня вопросом, глядя на Игоря Михайловича. - Почему, умирая, жалеет не жизнь, не ее, свою единственную дочь, а этого полного сил мужчину?
Ямочка на подбородке
Восемнадцать лет праздновали втроем. В память о маме Аня испекла ее фирменный торт, постелила белоснежную скатерть и вышла к столу, где сидели отцы, в сиреневом мамином платье, заколов на ее манер волосы на затылке.
- Как ты похожа на мать! - воскликнул отец, и у него задрожал подбородок.
А Игорь Михайлович не сказал ничего, но его потухшее в последнее время лицо вдруг озарилось яркой внутренней вспышкой, а глаза увлажнились нежностью. Она слышала, выйдя в коридор, как на кухне отец уговаривал отчима переехать на другую квартиру, а тот возмущенно спорил, доказывая, что Аня ему как дочь, он даже в ванной ее купал и сажал на горшок.
Со дня именин в доме ничего не изменилось, но теперь, целуя отчима на ночь, Анечка испытывала странное волнение. По вечерам они сидели, обнявшись у телевизора, иногда играли в дурака и одинаково вздрагивали, слыша за дверью характерное покашливание явившегося в гости родного отца.
- Понимаю, почему мать от него ушла, - вырвалось однажды у Анечки.
Отчим вздрогнул, как зверь, почуявший добычу.
- А почему ко мне пришла, понимаешь?
В комнате стало душно. И словно в глазок микроскопа Аня увидела близко-близко жадные, неприлично яркие губы, ямочку на подбородке и черные спиральки волос, выбивающиеся из расстегнутого ворота. «Эти губы и эти руки, эту ямочку на подбородке присвоит чужая женщина», - вспомнились горькие мамины слова.
Аня не помнила, как очутилась в его объятиях. С того дня её жизнь разделилась на две половинки: днем они с Игорем Михайловичем играли прежние роли, учтиво здоровались с соседями, радушно принимали отца, стареющего семимильными шагами, а ночью превращались в жарких и жадных любовников. Прошло два года, и у отчима с падчерицей, родившихся в сентябре, совпали юбилеи. Двадцать и сорок лет решили отметить вместе, и впервые после смерти матери в квартире собрались родственники.
Именинникам дружно желали личного счастья и большой любви, а про родного отца юбилярши, скромно приткнувшегося в уголке, даже никто не вспомнил. Когда разошлись последние гости, Аня обнаружила папу на кухне, старательно моющим горы посуды, и впервые ощутила к нему неприязнь. Что делает в ее квартире этот старый, изможденный, давно чужой человек? Зачем прилепился к ней, как репей, как заноза под ноготь, зачем отравляет атмосферу своим унылым лицом? И, стараясь говорить спокойно, но твердо, она решительно прервала его трудовой энтузиазм:
- Папа, ты можешь уйти? Мы с Игорем Михайловичем очень устали и хотим отдохнуть.
Он молча вышел в коридор и долго пытался завязать дрожащими пальцами шнурки на ботинках... - Таким он мне и запомнился - жалким и одиноким, - вздыхает моя собеседница. - И нет никакой возможности сказать ему «прости».
«Мой выбор одобрила мама!»
Брак Ани с отчимом знакомые восприняли в штыки. Чтоб оградить себя от сплетен и косых взглядов, Игорь Михайлович поменял квартиру на другой район города. Обустраивая уютное гнездышко, Аня хотела повесить на стену мамин портрет, но передумала, и симпатичнее и уместнее там смотрелась их свадебная фотография с Игорем. Новый район был далеко от старого кладбища, и как-то так получилось, что она забыла туда дорогу.
Но однажды в ателье, где Аня работала, умерла старейшая сотрудница, и директор в приказном порядке обязал всех прийти на похороны. Кутаясь в куртку на промозглом ветру, Аня с тоской взирала на скорбный ландшафт погоста и вдруг ощутила странное жжение между лопатками. Оглянулась и увидела песчаную дорожку, показавшуюся мучительно знакомой. Медленно, не зная зачем, Аня побрела к нарядной рябине, манящей багровыми ягодами, и уткнулась в ярко-салатную оградку. На сером монолите гранита ей улыбалась мама, а чуть пониже грустила фотография отца.
- Это было ударом молнии, - вспоминает Анна. - Отец умер, а я ничего не знала! Загадку разъяснила тетка-дежурная, хлебавшая чай в сторожке. Она-то и сказала, что отец заранее оплатил возле мамы место.
- И кто приходит к ним на могилу? - спросила я. - Кто оградку покрасил, цветы посадил?
- Мужчина один, - припомнила бабка. - Видный такой, представительный, с ямочкой на подбородке. А вот детей не бывает, видать, бездетная пара.
- Я не помнила, как прибежала домой. Как искала любимую мамину фотографию, коря себя за то, что не увеличила её и не повесила в зале на стену. Но фотография будто сквозь землю провалилась. Догадка озарила внезапно, и, дрожа от волнения, я достала мужнино портмоне. Там, за тисненой кожаной обложкой, защищенная прозрачным пластиком, улыбалась счастливая мама.
- Я его никому не отдала, - сказала я маме шепотом. - Ты ведь хотела этого?
И мне показалось, что она улыбнулась. С того дня будто камень упал с души. Я перестала стесняться знакомых. Да, я вышла замуж за отчима! Но мы ведь друг друга любим! Я уверена - мама одобрила этот выбор!
Разница в возрасте - счастью не помеха!
Аню и Игоря Михайловича часто принимают за дочь и отца, но их это не смущает: «Какая разница, что думают о нас другие? Главное - это любовь. А она настоящая и глубокая».
Ксения МАЛЫШЕВА. г. Макеевка. Фото из семейного архива.