Заметки из прифронтового блокнота: Пироги из ягод бузины
"Хорошо на Дону, но не на дому". Несмотря на корявую форму изложения, доставшаяся от предков пословица-поговорка имеет глубинный смысл. И это острее прочих понимают жители шахтерского региона, которые вынуждены бежать от войны в глубокий тыл.
И не только понимают, но и копят деньги на обратный билет. Так, по имеющимся сведениям, из эвакуации уже в этом году вернулось порядка восьмидесяти тысяч дончан.
Но, если на то пошло, мне искренне жаль этих людей. После трех лет отсутствия бедолаги с превеликим трудом воспринимают произошедшие перемены, а горельники на месте лесов и обугленные стропила человеческого жилья повергают их в шок.
Желтые свечи сгоревшего леса
На пепелище можно курить безо всякого стеснения. Все, что могло сгореть, уже сгорело. В том числе табличка у подножья приречного холма, призывавшая беречь лес от пожара.
Правда, здесь совершенно не на что присесть. Вместо зеленой травки умерщвленная почва, из которой торчат похожие на закопченные чугунки пни.
Единственное украшение горельника - саженцы сосны крымской и свечи коровяка. Но это украшение сродни тому, что принято вплетать в погребальные венки. И уж совсем печальными кажутся редкие свечи коровяка. Они горят на приречном холме, словно знаки скорби по загубленному островку хвойного леса.
Вместе с цветами скорбит Крынка, полупетлей охватывающая приречный холм. Отсюда, с высоты в сто двадцать три метра над уровнем моря, мне видны укрытые точно такими же ожогами отроги Донецкого кряжа.
Война обнажила то, что прежде было сокрыто хороводящимися соснами крымчанками. И пахло тогда не гарью, а живицей и проклюнувшимися из хвойной скорлупы-подстилки маслятами.
Все это властно вошло в память, датируемую летом четырнадцатого года, когда директор Амвросиевского лесхоза Валерий Гончаров показал мне дорогу на увенчанный зеленой короной приречный холм.
Но лучше бы я ее позабыл. Уж больно горестное зрелище предстало перед глазами. Закопченные пни, испачканные сажей молодые сосенки, поминальные свечи коровяка.
А еще в душе поселилось недоумение: за какие такие прегрешения человек сгубил миллионы лесных красавиц, которые одинаково хороши на склонах Донецкого кряжа и в прибранных к новогодним праздникам сельских хатах?
Ржавая калитка в наследство
Калитка ржавая в наследство.
Желтые свечи коровяка - дальние родственники мальвам, которые растут в палисаднике бабушки Любы, великой мастерицы стряпать в печи пироги из ягод бузины. Они точно так же торжественны и величавы. Поэтому оседлавший ветхий штакетник непоседа-вьюнок рядом с ними кажется шалунишкой. Но его синие граммофончики, как и калитка старого дома, всегда распахнуты навстречу погожему дню и гостю.
Впрочем, гость из меня никудышний. И родственник тоже. Сколько собирался приехать сюда на денек-другой, соскоблить ржавчину с калитки, а после трудов праведных послушать музыку, которую шмели гвардейского вида исполняют на оранжевых трубах горделивых мальв, да все недосуг.
Но желтые свечи на пепелище в этот раз не позволили проехать мимо ржавой калитки. В придорожном магазине запасаюсь съестным, бутылкой легкого вина и прошу водителя Вольдемара сделать внеплановую остановку.
- Родственников забывать грешно, - с осуждением в голосе молвил тот. - Даже если они - седьмая вода на киселе. И навещать их следу ет почаще. А то можешь приехать, а калитка лопухами заросла...
Господи, ну почему водитель не произнес эти слова чуток раньше?
За месяц-другой до того, как Саур-Могила и окрестности содрогнутся от залпов установок реактивного огня. Глядишь, еще раз удалось бы поднять с бабушкой Любой по чарке красненького. А перед трапезой очистить наконец от ржавой коросты калитку.
Словом, произошло то, о чем меня накануне предупредил Вольдемар. Я опоздал. И это подтвердила вышедшая на зов соседка, у которой глаза были одного цвета с граммофончиками вьюнка.
- Похоронили бабушку на второй день войны, - сообщила молодайка. - Сердце зашлось. А на сороковины снарядом крышу разнесло, кошку, мы ее подкармливали, убило. Поэтому вам теперь и наследовать-то нечего…
- Не понял?..
- Понимать здесь нечего. Бабушка Люба перед самой войной дом вам отписала, а дарственную по почте на редакцию заказным отправила. Домашнего-то адреса она не знает... Я сама письмо относила... Если желаете, могу на могилку отвести.
- В уютном месте похоронили бабушку Любу. В самом уголке сельского погоста, рядом с кустом бузины, из ягод которой получались вкуснейшие пироги. Правда, до осени еще далеко. А сейчас матерый куст по самую маковку облепили белые кружева соцветий.
Письма с заднего двора
Расстрелянная высотка.
На почту я заехал ради успокоения совести. Сегодня проще нащупать швейную иглу в копне сена, чем отыскать в вихре войны доверенное почте завещание.
По словам знакомой письмоносицы, задний двор главпочтамта уставлен контейнерами с корреспонденцией:
- Над ними основательно потрудились мародеры, - дополнила письмоносица изначальную информацию. - Воспользовались тем, что бомбардировка загнала сторожей и сортировщиц в бомбоубежище. Искали ценные бандероли, конверты с вложенными деньгами... Нашли или нет, нам не ведомо, но содержимое контейнеров разбросали по всему двору... А что там у тебя за столь важное послание затерялось?
- Завещание на старый дом в дальнем селе. Отправлено за полтора месяца до того, как в крышу снаряд угодил. Так что я теперь владелец развалюхи, ржавой калитки и палисада, из которого сорняки напрочь выселили мальвы.
- И ради этого стоит себе голову морочить?
- Поверь, стоит. Ведь должен же я хоть что-нибудь унаследовать.
- Попробую помочь. Попрошу знакомых девочек из почтамта. Пусть в завалах покопаются. В случае удачи - с тебя причитается...
- Разумеется.
- Вот и ладно. Но заранее предупреждаю: губу-то особо не раскатывай.
Письмоносица вскоре вышла на связь:
- Извини, ничем не обрадую. А ты все-таки навести свою редакцию, покопайся в ящиках отдела, куда письма приходят.
- Легко сказать. Это же каким макаром мне проникнуть в расстрелянную высотку на линии огня? Как будто я - сквозняк, которому не составляет труда просочиться через разбитое окно или замочную скважину.
Колосятся злаки у редакционного крыльца
При бомбардировках больше всего на орехи достается выделяющимся из общей массы строениям. Наглядным свидетельством тому высотка на Киевском проспекте шахтерской столицы, где до войны размещалось полтора десятка редакций, в том числе - "Донбасса".
Почему-то вспомнился пожарный инспектор, который пришел в ужас от пепельницы, венчавший кипу бумаг на столе первого зама главного редактора Александра Филипповича. После визита бравого огнеборца курящей и пишущей братии пришлось перейти на полулегальное положение.
Но экстренно принятые меры пожарной безопасности сейчас выглядят смешными. Оказывается, архивы газетных подшивок за последние четверть века и входящие письма, среди которых, возможно, завалялась дарственная от бабушки Любы, отказываются воспламеняться даже при соприкосновении с раскаленными осколками.
Автостоянка пуста, словно карман нищего перед выходом на промысел. Зато невесть откуда набежавшие злаки, воспользовавшись отсутствием журналюг-хозяев, подступили к самому крыльцу высоткии начали осваивать развалины сторожки у проходных издательства.
Охранник отделался нервным потрясением. В самом начале очередной бомбардировки он решил навестить коллегу из высотки. Ведь, как говорится, в компании умирать не так страшно. Особенно, если встречу с ней предварить чаркой хлебного вина.
А вот барельефу памятника погибшим журналистам повезло меньше. Осколок фугаса попал точно в цель.
Завязший в бетоне обломок ржавого металла мне показал исполняющий обязанности вахтера, временно безработный книгопечатник. Однако и он дал понять, что я со своими запросами явился не к месту и не ко времени:
- Как только наведем здесь порядок, милости прошу пожаловать в гости…
Все логично. Только имеются опасения, что повторная встреча состоится не скоро. Ремонтировать высотку с окнами на круглосуточно кипящий котел войны сегодня не станет даже законченный идиот, а трезвомыслящий человек отложит мероприятие до более подходящего момента.
Памятник-подранок.
То есть, последует примеру лесоводов Донецкого кряжа. Как только бои переместились к западу, они заложили на горельниках новые островки сосен-крымчанок.
Жаль лишь, что война многих еще отправит на тот свет. Они уйдут, унося с собой горькую память об обожженных берегах смиренной Крынки и разбитых вдрызг очагах. А уж пирогами из ягод бузины их точно никто не угостит.
Сергей ВАСИЛЬЕВ.
Фото автора.