Единственный тост академика Сахарова

Сегодня этому гениальному ученому, разделившему историю человечества на «до» и «после» появления самого страшного оружия массового поражения, исполнилось бы 90 лет. Несмотря на то, что главным достижением академика по сей день считается созданная им водородная бомба, в глазах общественности он никогда не выглядел злым гением. Наоборот: мы вспоминаем о нем как о мудром и справедливом человеке, миротворце и правозащитнике, получившем за эти свои качества Нобелевскую премию мира.

Провел испытание и постарел

Известно, что гениальный физик не мечтал об использовании изобретенной им водородной бомбы по назначению: для него было важно закончить научный проект. Более того, после первого испытания супер-оружия 2 августа 1953 года, когда на полигоне в Семипалатинске прогремел взрыв мощностью в 400 килотонн, из-за чего разрушения были намного серьезнее запланированных и даже погибли люди, 32-летний уже академик Андрей Сахаров остро осознал, насколько опасно его детище:

- Наши волнения относились не только к проблеме радиоактивности, но и к успеху испытания; однако, если говорить обо мне, то эти заботы отошли на второй план по сравнению с тревогой за людей. Посмотрев в эти дни на себя случайно в зеркало, я был поражен, как я изменился, посерел лицом, постарел, - признавался ученый через много лет в своих «Воспоминаниях».

Но, вместе с тем, он ни разу не раскаялся в своем изобретении. Наоборот, Сахаров прямо пишет, что считает свою работу по созданию бомбы правильной и полезной, ведь ситуация, при которой сверхоружие сосредоточено в одних руках (вспомним «холодную войну», которую в те годы активно вели СССР и США, причем американская сторона опробовала термоядерный заряд еще 1 ноября 1952 года), чревата последствиями для всех стран!

В общем, Союзу бомба нужна была для самоутверждения, и Сахаров ее сделал. Но развивать это направление дальше Андрей Дмитриевич не стремился: на банкетах в присутствии первых лиц произносил один и тот же тост: «Чтобы бомбы взрывались лишь над полигонами и никогда - над городами». И, несмотря на то, что в ответ часто слышал: мол, задача ученых - разрабатывать оружие, а не думать, куда оно будет направлено, продолжал гнуть свою линию, составив меморандум, адресованный Никите Хрущеву, с предложением полностью прекратить все испытания ядерного оружия. В конце концов, дело дошло до открытого конфликта.

- Я не мог ничего поделать с тем, что считал неправильным и ненужным, - вспоминал позже академик. - У меня было ужасное чувство бессилия. После этого я стал другим человеком.

Только спустя несколько лет, в 1963 году, был подписан знаменитый Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в трех средах. Конечно, не без участия Сахарова, который к тому времени уже являлся одним из лидеров правозащитного движения в СССР. В общем, оснований для того, чтобы спокойно относиться к деятельности талантливого физика, у властей оставалось всё меньше.

Уязвим был только внешне

Несмотря на присущую интеллигентам застенчивость, он всегда был прямолинейным и решительным. Американский журналист «Нью-Йорк таймс» Хедрик Смит в книге «Русские» вспоминает академика вот таким:

- Глядя на Сахарова, трудно представить себе, что этот человек вызвал международную бурю. Его не отличает ни представительная внешность, ни властная индивидуальность, ни воинственный темперамент... Сахаров производил впечатление человека легко уязвимого. Высокого роста, слегка сутулый, с высоким лбом мыслителя и двумя прядями седеющих волос вокруг лысины, с большими руками, не знавшими физической работы, с печальными, сострадательными глазами, этот человек кажется обращенным в себя, в свой внутренний мир; настоящий русский интеллигент, интеллектуал до мозга костей. В его сдержанности и манере вести беседу сразу чувствовался одинокий мыслитель. Его природная склонность к уединению усилилась за двадцать лет изоляции из-за секретной работы в области атомных исследований.

Однако «сдержанный и спокойный мыслитель» был настоящим кремнем! Например, в  начале 50-х Сахаров отказался стать членом партии, объяснив свое решение так:

- Я не могу вступить в партию, так как мне кажутся неправильными ее действия в прошлом, и я не знаю, не возникнут ли у меня новые сомнения в будущем.

На вопрос генерала КГБ, что же Сахаров считает неправильным, он прямо ответил: раскулачивание и аресты невиновных.

Можно представить, какую реакцию в те годы могли вызвать подобные речи, однако ученому - хоть еще и не академику - их простили.

Впрочем, физик не раз давал властям повод усомниться в своей «политической сознательности»: в самый пик гонений на генетику Сахаров открыто заявлял, что считает генетическую теорию верной. Также известен случай, когда в разгар волны антисемитизма при Сталине, в начале 50-х, он предоставил свою московскую квартиру знакомому еврею, когда того уволили с секретного объекта.

Сложно сказать, осознавал ли Андрей Дмитриевич свою исключительную важность для разработки ядерного оружия, из-за чего на его взгляды и поступки закрывали глаза. Скорее, он просто поступал так, как считал нужным, правильным, справедливым. И действовал так всю свою последующую жизнь, когда стал чуть ли не единственной надеждой  политзаключеннных и необоснованно осужденных советских людей (на его счету - тысячи случаев восстановления справедливости), а также уникальным источником достоверной информации о происходящем в Союзе для всего мира.

Что, в конце концов, привело к печальным последствиям. Терпение руководителей страны лопнуло, когда Сахаров открыто выступил против введения войск в Афганистан и четко излагал свою позицию в зарубежных изданиях. За что 22 января 1980 года его и арестовали. И отправили в ссылку в Горький, перед этим лишив всех наград и званий Героя Соцтруда, лауреата Ленинской и Государственной премий.

«Я горжусь своей ссылкой»

В ссылке Андрей Дмитриевич провел около семи лет. Там он продолжал научную и правозащитную деятельность, хотя, если почитать дневники ученого, становится понятно, чего это ему стоило: постоянные обыски, слежка, стычки с сотрудниками КГБ. Однажды дело дошло до того, что всегда сдержанный академик ударил кричавшего на него кагэбиста...

В конце 1986 года академик вернулся в Москву. Вначале он, как и обещал генсеку Горбачеву, больше занимался наукой, но затем снова окунулся в общественную жизнь. И по-прежнему беспристрастно комментировал происходящее в стране в международном масштабе.

2 июня 1989 года произошло то, о чем Андрея Дмитриевича многие предупреждали: публичное обсуждение его интервью канадской газете «Оттава ситизен», где Сахаров упомянул, что во время войны в Афганистане с советских вертолетов расстреливали советских солдат, попавших в окружение, чтобы те не могли сдаться в плен.

Выслушав нападки в свой адрес, академик с трибуны заявил:

- Я выступал против введения советских войск в Афганистан, и за это был сослан в Горький. Именно это послужило главной причиной. И я горжусь этим, я горжусь этой ссылкой в Горький, как наградой, которую я получил. Я не приношу извинений перед советской армией, я ее не оскорблял - я не советскую армию оскорблял, не советского солдата, а тех, кто дал этот преступный приказ послать советские войска в Афганистан.

Эта речь Сахарова была освистана депутатами съезда. Многие из тех, кто тогда был на стороне большинства, лишь спустя 20 лет поняли суть высказанной Сахаровым позиции. В частности, ветераны войны в Афгане признавались:

- Мы тогда все были под влиянием пропаганды той системы, в которой мы выросли. И когда Андрей Дмитриевич выступал на съезде, мы относились к нему крайне негативно, потому что были «огурцами в рассоле». Прошло больше 10 лет, прежде чем мы начали реально вслушиваться в то, что им было сказано. Мы все хотели в Афган, но когда оказались там, стало понятно, что это действительно не наша война. И что Сахаров был прав.

Горбачев признал академика своей опорой

Для многих читателей «Донбасса» одним из самых ярких воспоминаний, связанных с деятельностью Андрея Сахарова, является первый съезд народных депутатов СССР, во время которого председатель Верховного Совета Михаил Горбачев, будущий лауреат Нобелевской премии мира, сгоняет с трибуны опального академика, уже лауреата этой премии...

Вполне логично предположить, что две личности, мягко говоря, друг друга недолюбливали: один пытался руководить, а другой открыто критиковал его, говоря о недостаточности реформ, о необходимости быстрых и решительных преобразований в стране.

Однако, несмотря на такое внешнее противостояние, между Сахаровым и Горбачевым было некоторое личное взаимопонимание. Как-то академика спросили: «Как вы отнеслись к тому, что Горбачев во время вашего выступления выключил микрофон?». Ученый пожал плечами и ответил: «Он вообще мог не предоставлять мне слова».

Более того, известно, что после одного из наиболее тяжелых дней съезда Сахаров попросил Горбачева о неформальной беседе, выразил генсеку слова поддержки по поводу преобразования Союза (академик продвигал идею создания Союза республик Европы и Азии, выступая за соединение элементов капитализма и коммунизма в некий позитивный синтез) и признался, что опасается, как бы его высокопоставленный собеседник под давлением консервативного большинства не пошел на попятную. Горбачев пообещал, что этого не будет.

Конечно, в 89-м году никто в стране не мог заподозрить, что двое оппозиционеров на самом деле связаны неким подобием дружбы. Подробности стали известны, когда в 2005 году экс-генсек в откровенном интервью признался:

- Для меня академик оказался счастливой встречей. Особенно в те моменты, когда пришлось принимать крутые решения, выходить на новый, так сказать, виток демократических преобразований. И… опорой. Да, опорой! Потому что суждения этого человека были всегда аргументированы. Это были его, Сахарова, аргументы. Но они были логичны и лишены обиды за то, что он для всей страны был уже своего рода камертоном. То, что он говорил мне, было очень полезно!