Выдавили! История Дмитрия Галко, изгнанного из Беларуси. Из первых уст

Так получилось, что одного из наших авторов больше не захотела видеть у себя Родина. Ну, не вся, но её руководство — точно. Официально его обвинили в нападении на милиционера в своей собственной квартире. Пользуясь служебным положением, мы просто расскажем историю изгнания Дмитрия Галко и его сына из Беларуси с его собственных слов.

— Начинай.

— Коротко о себе. Я работаю журналистом в Беларуси с 2009 года. Сменил много изданий — все были независимыми. Ну, у нас власть традиционно называет их оппозиционными. «Радио Свобода», «Народная Воля», газета «Новый час»… Закончилось всё «Белорусским партизаном». В 2013 году освещал Майдан в Киеве, потом корреспондентствовал в Украине весь горячий период войны…

— Были проблемы, связанные с работой в этих медиа?

— Проблемы были, но не такого характера. Я сидел на сутках, неоднократно задерживался, была слежка, прослушка, но до того, что произошло сейчас, никогда не доходило. Я могу лишь догадываться, за что меня прессанули — по логике, это может быть связано лишь с «тунеядческими» процессами, о которых я уже писал на «ПиМ». Это было самое обострение репрессий. При этом у нас формально идёт либерализация, поцелуи с Западом, поэтому это всё обставляется довольно хитро. Человека, который развешивал постеры с изображением министра внутренних дел в форме НКВД, в которой он когда-то появлялся на параде, просто избили. Очень сильно избили, ничего не забрав. Или известного политолога Алеся Логвинца избили прямо при малолетнем сыне. Особенно наказывали освещавших протесты журналистов. Вылавливали блогеров, несколько раз судили. Один видеоблогер пять раз подряд отсидел разные сроки: его выпускают из камеры и сразу же дают новый срок по новому обвинению.

— А у тебя?

— У меня под окном постоянно караулили машины. Я уже и считать задолбался. Когда закончилась протестная весна, начали прессовать моего 15-летнего сына Яна. Я тогда уехал в Украину, а сын жил со своей матерью. Его начали прессовать по линии школы. Созывали «советы профилактики», грозились отправить в спецшколу.

— С каким обоснованием?

— Сначала нашли в телефоне видеоролики с подростковыми дурачествами, обвинили, что там дети ругаются матом. Уже позже ещё раз проверили, нашли фото одной девочки из той же школы топлес — которое, кроме него, было практически у всех старшеклассников. Устроили второй совет профилактики, пытались раздуть до «распространения порнографии», передали в Следственный комитет.

— Фото — в смысле, его авторства?

— Нет, чужое, прошло по школьной переписке. По всей школе гуляло.

— А дальше?

— Уже потом, когда я вновь вернулся в Беларусь, я пошел к Яну в школу. Там был концерт с его участием. И там выступила девочка с адаптированным переводом статьи из американского блога о том, что старшему поколению не стоит слишком рьяно критиковать молодых «миллениалов». Выступление остановили. Собрали против девочки большое собрание, директор присутствовала. И сформулировали так: там сидел отец Галко, это всё не случайно, это спланированная провокация. Мол, я пришёл не на сына посмотреть, а специально сговорился с этой девочкой, чтобы она зачитала скандальную статью. Девочка вообще захотела уходить из школы. Яна же начали прессовать.

Самое смешное — что я к тому моменту вернулся в Беларусь становиться нейтрально-послушным гражданином. Мы на некоторое время остались без денег, и тут поступило предложение серьёзного карьерного роста — начать как редактор сайта, а с Нового года стать редактором «Экономической газеты». Эта газета условно-лояльная — не провластная, но просто не вылазит за рамки экономической тематики, обходя политику.

— Не срослось?

— Нет. Дальше всё разворачивалось очень быстро. 25 ноября у Яна был день рождения, он отмечал дома с друзьями. Через два часа — звонок в дверь. Надо понимать, там не панелька, а хороший кирпичный дом. Слышимости ноль — соседи не могли пожаловаться на шум (по версии милиции, проходящий милиционер увидел неподобающе развязных подростков через окно с улицы — прим. ПиМ). Тем более что было семь часов вечера. В общем, звонок в дверь. Стоит один человек по форме, двое в штатском. Спрашивают, что здесь происходит. Поясняю — у сына день рождения, друзья. Говорит — покажите документы. Я предъявляю, но он в этот момент меня отталкивает и заходит в квартиру. Я не препятствую — понимаю, что такое «сопротивление милиции».

Но, чтобы вы понимали — такое в Беларуси не в порядке вещей. В дома не врываются. Только в исключительных случаях, вроде подозрения в терроризме или совсем кричащего политического дела, но тогда уже не обычная милиция, а спецназ в окна. Особенность Беларуси в том, что на улице могут винтить на раз, но чтобы вламываться в квартиру — такого нет. Даже когда известно, что в квартире реальный притон с дебоширами, милиция часто просто разворачивается у дверей — мол, нас не пустили.

В общем, врывается. Я спрашиваю — на каких основаниях. Он мне — а у вас здесь может быть наркопритон или порностудия. О’кей, говорю, пройдитесь, посмотрите. Он проходит, но вдруг достаёт телефон и начинает фотографировать подростков. Тут уже я ему говорю — что вы делаете? Зачем вы их снимаете, это же незаконно. Пытаюсь отстранить его рукой — сразу после прикосновения он начинает орать, что я на него напал, потом — что я разбил ему телефон.

— А на самом деле?

— Я даже не видел, что произошло с телефоном, но он точно никуда не падал. Всё это выглядело просто как спланированная провокация. Он орёт, что на него напали. Меня начинают скручивать. Там внезапно появляются ещё два мента, докручивают.

— А ты?

— Пытался вырваться. Отбиваться не пытался. В Беларуси ударить милиционера — это очень плохая идея. Ян подбежал с криком «Что вы папу трогаете?!» — начали крутить и его. Тут уже в квартиру влетела группа захвата. Не милиция, которая гуляет по улицам, а люди в бронежилетах и касках.

— Сколько?

— Около десяти человек.

— На вас не могли просто пожаловаться, скажем, за шум?

— Нет. Не та форма реакции. Плюс, как выяснилось, люди в штатском были сотрудниками ИДН. Я идиот, сам прокололся: упомянул в Фейсбуке, что у сына в этот день — день рождения. Нельзя в Беларуси быть таким идиотом.

— ИДН – это что?

— Инспекция по делам несовершеннолетних. Эти люди не сидят в отделении, у них отдельный офис довольно далеко. Их не могли просто вызвать за пару минут. Они просто подготовили все заранее.

— Что происходило дальше?

— Забегает группа захвата. Если честно — очень страшно. Ставят этих малых лицом к стенке. Мы лежим в наручниках, лицом в пол. С перепугу два парня просто выпрыгнули в окно. Один из них сломал позвоночник.

В итоге Яна допрашивали всю ночь. Отпустили только к пяти утра. Понятное дело, что это незаконно — допрашивать ночью, тем более несовершеннолетнего. Равно как и применять к нему спецсредства. Я сижу всю ночь в «стакане». На меня не составляется ни один протокол. Нахожусь в непонятках. Там же сидит какой-то человек с белой горячкой, который пытается меня душить, и задержанный за покушение на убийство. Только рано утром заходит милиционер и даёт мне некий документ без подписей, в котором написано, что я обвиняюсь по статье 17-1 КоАП Беларуси. По их версии, я в трезвом виде на улице оскорблял прохожих. Согласно документу — в девять часов вечера.

При этом до этого — без протокола, без ничего — в участке со мной беседовали и рассказывали «ты сядешь на восемь лет». Я такой, сокрушённо — мол, и нафига я вернулся в страну, а они сразу — о, минуточку. Вот когда ты отсюда выйдешь — пацан сказал, пацан сделал. Собирай вещи и уезжай.

В итоге утром суд. И суд присуждает мне штраф по вышеупомянутой 17-1 КоАП.

— Адвокат был?

— Какой адвокат? Я даже протокола не видел! Меня без протокола судили. Я в суде узнал, в чём меня толком обвиняют. Причём когда мне этот документ без подписей вручали, мне милиционер сказал — мол, пойми, это меньшее, что тебе могут дать за нападение на милиционера.

Потом пресс-служба МВД распространила официальную версию событий. Но в ней опять совсем не то, что разбиралось в суде, а драка с милиционером. Согласно ней, мы с Яном какие-то головорезы — я его держал, Ян бил, потом мы поменялись местами... С тех пор на телефон матери Яна начали поступать сообщения — мол, приглашают в милицию на беседы то его, то меня. И вот, 6 декабря его с мамой в очередной раз вызвали на беседу. Ян не пошёл, а его мама сходила и сказала — на тебя заведут дело по статье 364 УК РБ, нападение на представителя власти. А против Яна, мол, ведётся проверка по нескольким делам, включая это и распространение порнографии. Я понимаю, всё — пан или пропал. На следующий день мы уехали в Украину.

— Почему ты решил уезжать?

— Я не получил никакой поддержки от правозащитников. Мол, не политическое дело. Как будто бывают официально политические дела. В Беларуси одна «политическая» статья, клевета на президента, но под неё почти никто не подставляется. Обычно политическим шьют уголовные. В СМИ тоже освещали очень странно, усредняя мою версию с версией милиции. Я понял, что если меня посадят, обо мне просто забудут. А я как минимум на срок следствия окажусь в СИЗО, причём по статье «нападение на милиционера», по которой будут ещё как гнобить. А у нас в СИЗО реально очень плохо — там, вообще-то, иногда умирают. Стрёмно. Параллельно нас предупредили в школе, что готовятся перевести семью в СОП — социально опасное положение. То есть могут изъять ребенка.

— В таком возрасте?

— До восемнадцати могут. У нас это вообще на поток поставлено. Кто-то рассказывает страшилки про ювенальную юстицию в Скандинавии — в Беларуси в одной Витебской области за год более пятисот детей было изъято из семей. Спецучилище — и под усыновление.

Параллельно владельцу «Экономической газеты», куда я как раз хотел устраиваться, пришел ряд анонимок. Одну мне показали с уточнением «мол, это ещё самая мягкая». В итоге меня уволили. Мол, «ты же всё понимаешь». Возможно, к лучшему. Возможно, если бы меня не уволили, я бы остался и загремел в тюрьму.

— И ты уехал?

— И я уехал. И мама Яна, хотя безумно его любит, попросила забрать и его с собой.

— Где будете жить?

— Пока в Киеве, дооформляем наш юридический статус в Украине. Буду думать, как именно. Оформить политическое убежище в Украине сложно — я общался примерно с десятком беларусов, которые пытались. Получилось только у одного, причем у того, которому, возможно, наименее было нужно. Ну, тут понятно — риал политик. Украине нужен союзник на севере.

— Не только и не столько это — есть риск под видом беженца принять агента.

— И это тоже. Пока буду легализоваться обычным путём. Если только не дойдёт до запроса на экстрадицию.

А после оформления потом планируем в Мариуполе — у меня там своя квартира, супруга и второй ребёнок. Я вообще думал их в Беларусь к себе забрать — вышло ровно наоборот.

Источник petrimazepa