Превратности курортной любви

Отдыхалось ему посредственно. В кои-то веки выбрался без семьи: Ира с Валеркой укатила в Сочи к своим предкам, с которыми у него отношения так и не склеились (впрочем, как и с женой: грызлись в последнее время, что кошка с собакой), а тут не погода, а - издевательство. Ветер гоняет по пляжу тучи песка, а вместе с ним - лушпайки семечек, обрывки бумажек и прочие отходы, щедро оставляемые нерадивыми курортниками.

Топлес и творчество

Особенно доставали целлофановые пакеты, чайками кружащие тут и там и норовящие впечататься прямо в лицо. Не добавляло радости и море цвета похмелья, периодически выплевывающее на берег дохлую рыбу.

«Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной», - вздыхал Скатов. Но от понимания того, как он прокололся, предпочтя две июньские недели в Мелекино одной в Алуште (по деньгам выходило то на то), легче не становилось. Сегодня был лишь четвертый день, а отпуск уже казался ему ссылкой.

Пансионатская комната с кондиционером и телевизором, это, конечно, здорово. Равно как на удивление вкусное и сытное питание в столовой. Но приехал ведь не в четырех стенах сидеть и отъедаться!

«В Европу, блин, рвемся, а имея море и песок, пляж нормальный обустроить не можем, - мысленно ругался Владимир, выгребая из-под подстилки осколки бутылок, палочки из-под мороженого и детский совок. - Где отдыхаем, там и гадим… Менталитет, твою мать!».

Он, наконец, умостился. Вытряхнул из пачки сигарету и смачно затянулся, запив горьковатый дым похожим по вкусу пивом. «Хорошо хоть, за курево на здешних пляжах, в отличие от Крыма или того же Донецка, не гоняют», - подумал Скатов. И, решив, что глупо в 36 ворчать, как будто ему в два раза больше, принялся искать позитив.

Тот нашелся скоро в виде красотки без комплексов, загорающей топлес. Женщины поглядывали на нее с нескрываемым неодобрением, мужики - с вожделением. Дети не обращали внимания.

Упругие грудки с ягодками-сосками подтолкнули Владимира к творчеству. Подтянув шорты с уймой замочков (в них и купался, рассовав по карманам ключи и деньги, закупоренные в мини-кулек), он подхватил отброшенный совок, к которому уже подбирался малыш с соседней подстилки…

Носить воду пивной бутылкой было немногим эффективнее, чем решетом, так что занял у родителей того же ребятенка надувной бассейн. Сделав с ним пару ходок к морю, уже имел достаточное количество мокрого песка. Первым делом, ясный красный, взялся за грудь…

Две помощницы

- Ой, красивая какая! - девчушка замерла у его русалки, сцепив ручки и привстав на цыпочки.

- А то! - признал Владимир, гордо оглядывая почти готовую песочную женщину с рыбьим хвостом. - Поможешь с ракушками?  Надо чешую сделать…

Девочка хлопнула шоколадными глазками, потом кивнула и стрекозой полетела к маме - симпатичной брюнетке, подозрительно поглядывающей в их сторону: «Мама, ведро! Мам, ведро!».

Пока Владимир колдовал над русалочьим лицом (груди и хвост заняли куда меньше времени), помощница насобирала полное ведро ракушек. Он показал, как их надо выкладывать: плотненько, остриями от живота - и вниз. А сам вернулся к лицу, которое напоминало мордаху мопса, а не лик морской девы.

- Уж больно она у вас страшненькая, - раздался рядом женский голос, будто прочитавший его мысли.

Стоя на карачках, Скатов пробежал взглядом по стройным ножкам, бирюзовому купальнику и наткнулся на копии глаз девочки, пыхтящей над хвостом.

- Feci quod potui, faciant meliora potentes, - блеснул он давно заученной латинской фразой.

- Я сделал, что мог, кто может, пусть сделает лучше? - уточнила она. - Что ж, попробуем…

И легким движением смахнула карикатурную физиономию. «Вера, не дави так сильно, - наставила по ходу дочь. - А то не хвост, а сито получится». Девочка кивнула, не поднимая головы. И стала уже не столько вбивать, сколько выкладывать ракушки. Женщина же быстрыми, уверенными пальцами в считанные минуты сваяла строгое красивое лицо. Одобрительно хмыкнув на сделанные Скатовым волосы, поправила русалке грудь и талию, изящнее очертила линию хвоста. И лишь после этого, смахнув с ладошек песок, протянула Владимиру одну, представляясь: «Мария!».

Сам решай…

Всё получилось как-то само собой. Сначала они просто лепили вместе песочные фигуры: Владимир таскал воду и создавал общую форму, а Мария с ее художественным образованием доводила сырье до ума. Ракушками и камушками дизайнерила уже Верочка - без пяти минут первоклассница. Фоткали друг друга у песочных дельфинов, черепах и замков, которые, как правило, к их следующему посещению пляжа кто-то уже разваливал (всё тот же менталитет, чтоб его!).

Спустя пару дней Скатов пригласил дам в кафе. Они его в ответ - в кино, демонстрировавшееся в их пансионате. В заполненном едва ли на треть летнем кинотеатре Мария и Владимир устроились на вечно пустующем заднем ряду, где и распили бутылочку шампанского. Вера же прыгнула вперед, к подружкам - не столько смотреть фильм, сколько дурачиться.

После они долго гуляли аллеями пансионата. Вера уснула прямо на плечах Владимира, уткнувшись теплой щекой ему в макушку. Скатов аккуратно снял девочку и отнес в домик. Пока Мария раздевала-укрывала дочь, он неловко топтался на пороге.

Она подошла медленно, будто бредя навстречу волнам. Погладила по щеке. Скользнула губами в районе виска. Шепнула: «Я-то давно - разведенка. А ты рассказывал о жене и сыне. Сам решай…».

Ее губы были так близко! А глаза так глубоки. Он нырнул…

С трудом разорвав поцелуй, Мария бросила: «Дверь закрой!». И, стащив со своей кровати одеяло, швырнула на пол, по другую ее сторону. Чтобы Вера, если проснется, ничего не увидела: комната ведь всего одна.

Щелкнул, выключаясь, торшер. Зашуршала вниз одежда. И потекли по телам касания, кружа голову, заставляя дрожать и стонать. Шепотом, прикусив костяшки пальцев или плечо любовника.

Сравнительный анализ

Утром она едва растолкала его. Он сонно потянулся, хотел что-то сказать, но Мария закрыла рот поцелуем. А потом щекотнула в самое ухо: «Иди, Володя, иди! Верочка скоро проснется».

Когда мама с дочкой вышли из домика, Скатов сидел на лавочке. С честно купленным букетом роз (по десятке штука - даром, что ими были усажены все аллеи пансионата), подносом, полным винограда, персиков и бананов, бутылкой вина и огромной сувенирной ракушкой, в которой плавали в обнимку дельфин и русалка.

- Ура! В столовку не идем!!! - запрыгала на одной ноге Вера. А увидев чудо-ракушку, о которой вчера доверительно сообщила дяде Володе, прыгнула ему на шею и обняла крепко-крепко. Как когда он с ней, не умеющей плавать, заходил в море.

В этот вечер он снова остался у них. И в следующий... Мария больше не пытала его о семье. А сам он вспоминал о жене и сыне лишь во время дежурного созвона. Чувствовал ли себя виноватым? Конечно… Раскаивался ли?  Нет! С Марией и Верой ему было намного легче, чем с  Ириной и Валерой. Ленивый, раздражительный толстячок-сын вообще часто казался Скатову чужим человеком. Мальчик взял от матери густые каштановые волосы и влажные синие глаза, а от него разве что чуть оттопыренные уши. Плаксивый же характер - явно тещино наследство! Валерке шел десятый год, а он чуть что - ныл хуже девчонки. Хотя до некоторых девчонок ему расти и расти! Вон, Вера, свалилась на днях с турника. Больно приложилась коленками, одну даже разбила до крови. И хоть бы слезинку проронила!  Пошипела, поойкала, пока мама смазывала ссадину йодом - и опять на турник.

Сравнивал он, конечно, и Иру с Верой. Выходило не в пользу первой. За двенадцать лет брака что-то перегорело в их с женой чувствах. Секс - раз в неделю, с пятницы на субботу, когда малого забирали к себе его предки. Обязательно при торшере и под диск «Лучшие инструменталки». Не удовольствие, твою за ногу, а процесс! Помнится, года два назад, решил сделать супруге приятный сюрприз - купил билеты в театр. Так она потом назвала это напрасной тратой времени и денег. Им даже поговорить стало не о чем - молча поели, посмотрели телек и на боковую! По всему выходило - ей в магазине, где заведовала отделом, или ему на заводе интереснее, чем друг с другом. И на кой, скажите, такая совместная жизнь?  Ради сына, который его раздражает?

Холодная, отдалившаяся жена была в Сочи. А страстная, веселая Маша - здесь, рядом. Они болтали о кино и книгах, в унисон признались в нелюбви к футболу и посетовали, что хоккей нынче не тот, что раньше. Играли в тарелочки, волейбол и настольный теннис, а когда Вера засыпала - во взрослые игры…

Когда пришла пора расставаться, Скатов для себя уже всё решил. И на вопрос Веры, запрыгнувшей на прощание на шею: «Ты станешь моим папой?», ответил без тени сомнения: «Да! Если твоя мама не против».

Во взгляде Веры читалось - «за»!

В унисон

Перед разговором с женой Владимир, как мог, накручивал себя. Вспоминал все их ссоры, злые слова, обидные поступки. Таковых было не так много - этот брак убили не темпераментные разборки, а изморозь безразличия. Пришлось поднапрячься.

Когда в прихожей щелкнул замок и раздался радостный голос сына: «Пап, мы дома!», по мысленной заготовке Скатова будто кто ластиком прошелся. Он вышел в коридор с дурацкой улыбкой и дежурным: «Привет, семья!».

- Почему не встретил? - грохнула сумкой об пол Ира.

- Сама сказала - не надо, - стал оправдываться он. - Могла бы звякнуть…

- Таксист, скотина, на червонец нажулил, - жаловалась жена. – Мобильник сдох, лифт не работает… Перла, что ломовая лошадь на шестой  этаж.

- Валерку бы за мной прислала…

- А сам не мог догадаться?

- Да как бы я догадался?! – заорал он, гупнув по стене кулаком.

Заскулил-заплакал сын. А вслед за ним зашлась плачем жена.

- Я подаю на развод! - сказали Скатовы в унисон.

В тот же вечер ему позвонила теща и, рыдая, просила простить Ирину, у которой, как оказалось, в Сочи случился роман с каким-то кавказцем.

- Она, дуреха, разводиться с тобой удумала, - кудахтала в трубку Тамара Ивановна. - Ты уж образумь ее, Володечка! Я же знаю, как ты ее любишь!

- Нет, - ответил Скатов. - Не люблю…

Ступенчатая встреча

- Володька, я так счастлива! Так счастлива!

Мария, держась за изгиб его руки, прижалась щекой к щеке, черкнула поцелуем в уголок рта.

- И я, и я! - повисла на другой руке Вера.

- Осторожней, девчата! Завалите, - деланно возмутился Скатов, сам задыхающийся от счастья.

На роспись они пришли втроем. Праздничный обед готовили мамы «молодых», удивительно быстро нашедшие общий язык. Жить решили в благоустроенной двушке Веры, а однушку, доставшуюся Владимиру в процессе последовавшего за разводом размена, - сдавать.

Спускаясь по ступенькам рагса, Скатов пытался вспомнить, было ли ему так хорошо, когда он женился на Ире. Пытался… и не мог. А ведь он точно любил ее, и как сейчас в ночных и жарких глазах Марии, купался в Ириных - синих и туманных. Вот таких же, как у этой женщины, которую несет на руках вверх по лестнице какой-то смуглый мужчина.

Он вдруг остановился, как вкопанный. Мария успела притормозить, а Вера, по инерции пролетев несколько ступеней, не отпуская его руку, чуть не плюхнулась на попу.

- Что случилось? Пойдем! Пойдем! - дергала их девочка. А Володя и Мария, чуть не ломая шеи, провожали взглядами ничего не видящих вокруг себя без пяти минут молодоженов.

- Это - моя бывшая, - наконец произнес он.

- Хоть кино снимай! - усмехнулась Мария. - Нес-то ее мой бывший…

- Папа? - опешила Вера.

- Я - твой папа, - подхватил ее на руки Скатов.

Девочка обняла его, любимая женщина крепче прижалась. И они пошли дальше - в новую жизнь.