"Война" прошла, а мы остались…"

"Война" прошла, а мы остались…"

Так говорят обитатели барачных построек, обратившиеся в «Донбасс» за помощью в решении своих жилищных проблем

«Мойдодыр» - жив!

На двери квартиры Людмилы Карпюк прикреплен смайлик. Если ничто другое не радует в таком доме, где «посчастливилось» обитать Людмиле и ее маме, остается только беспечная пластмассовая улыбка… Это улица Чекистов, 5, самого отдаленного торезского поселка Рассыпное. Сюда нас привел звонок хозяйки квартиры, мол, посмотрите, как живем, может, и правда, мы не правы, добиваясь улучшения жилищных условий?!

Женщина пытается получить другую квартиру, эта - подобие жилья. Такие дома в Рассыпном называют бараками. Одноэтажки были построены 55 лет назад, здесь было 14 квартир. Кто-то из жильцов ушел в мир иной, кто посостоятельнее, - переселился. Ни воды (у Люды на кухне стоит «мойдодыр»), ни канализации. Всё во дворе. Стены трещат, кровля ни разу не ремонтировалась.

Остаются в бараках люди, которым, как Людмиле, помочь некому, или для кого и эти дома - хоромы: бомжи да пьяницы. Барак на улице Третьяка два года назад сгорел, в нем жили три человека. Виновница пожара (любительница выпить) погибла, без крова остались два человека. Женя, 60-летний бедолага, неприкаянный безобидный бомж, так и ночует на пожарище.

А Людмила пытается хоть под конец пути пожить, как нормальный человек. Она обращалась в поссовет, исполком горсовета, в Кабмин и администрацию президента. Киевские «верхи» пересылают ее письма в Торез. Первый зам. торезского мэра Владимир Шевченко ответил ей, мол, «ваш дом на данный момент не признан ветхим или непригодным для проживания, поэтому предоставление вам жилья пока что не представляется возможным».

В то же время Надежда Левченко, на тот момент - и.о. начальника «Жилкомсервиса», пишет, что «решить вопрос о признании данного жилья непригодным к проживанию и отселении гр. Карпюк Л.Е. в другое жилье не представляется возможным, так как от всех предложенных вариантов… она отказалась». Логика последнего ответа вообще непонятна: сначала надо отселить жильца, а потом признать жильё ветхим? Или всё же наоборот?

Людмила вынуждена была отказаться, так как ей предлагались полностью разграбленные квартиры, в ремонте которых никто не собирается помочь. Даже 50х50. А лучшего жилья в Торезе реально нет и не предвидится. Хотя желающих получить таковое - много, и пустых квартир - немало. Но никаких программ по их восстановлению нет.

Представьте, как можно жить в разграбленном бараке без удобств? Кровля протекает, потолки обваливаются, дыры зияют, кое-где они бумагой заклеены. Соседние квартиры пустые, холодные: сырость не побороть! В любой момент зимой бродяги могут в бараке костёр зажечь. Быстро сгорит эта сборно-щитовая постройка! Вот так и живут. У Людмилы - группа инвалидности, её мама - пенсионер.

Вот так выглядит дом (правда, с противоположной стороны), где живет Людмила Карпюк.  И это строение не признано ветхим!

Вот так выглядит дом (правда, с противоположной стороны), где живет Людмила Карпюк.  И это строение не признано ветхим!

Да, порядок семья поддерживает, как говорит хозяйка, не могу же я специально привести квартиру в полный кавардак, чтобы из чиновников слезу выдавить?! Можете себе представить начальников, живущих в таких условиях? Не говоря уже о кабминовских и президентских чиновниках, любителях позолоченных унитазов… Им и в страшном сне не привидится такое «покращення».

Дочка Людмилы (у неё тоже проблемы со здоровьем) учится на бюджете в вузе, хорошо рисует. Это она на двери узоры сделала, в коридоре - простенькое панно, тот самый смайлик прикрепила. Окончит учёбу, сюда вернётся?

Квартира не приватизирована. Мол, какой толк использовать это право на бараке? Так хоть что-то можно у коммунальщиков выпросить. Но Люда вспомнила только один ремонт, вымоленный у ЖЭПа, когда потолок в кухне обвалился. Платит за квартиру 12,10. Мало, но за что?

ЖЭПовский рэкет

- А я плачу 13,50, - включается в разговор соседка - пенсионерка Анна Чабанова, у которой жильё чуть получше, в её доме из 12 квартир заселены аж три! - Но за все годы ни ведра песка, цемента, ни шиферины не получила. Крыша, посмотрите, какая! У меня муж был инвалид-запыленник, я - ветеран труда.

На крыше - сплошные камни на поломанном шифере, чтобы ветер его не снес. Анна Федоровна, которую здесь все тётей Нюсей называют, тоже не приватизировала жилье, мол, ни я, ни дети его никогда не смогут продать. И тоже надеется, что ЖЭП смилостивится. Правда, мастер Валентина Дьяченко только обещает прислать рабочих, всё ей что-то мешает. А главное, её смущает, что у Чабановой потолки чистые, а она жалуется.

- У неё в квартире, как в церкви, чисто, - хвалит мастер Анну Федоровну, - у других потолки протекают, а у Чабановой нет!

Дождемся, что польётся ливень, ветер снесёт шифер, вот тогда ЖЭП «засучит рукава»? И снова потрясает логика коммунальщиков: за что же деньги берут с таких, как Люда, тетя Нюся?

- Если будет задолженность, не дадут справку на получение угля, - уточнили женщины. - У нас же печное отопление.

Справки ЖЭП обязан дать, даже если вы в долгах, как в шелках. Это для сведения жильцам и конторским.

Всю эту грустную картинку можно наблюдать в самом центре Рассыпного, рядом поссовет, базарчик, даже примета цивилизации - киоск «Союзпечати». Но видели бы вы этот базар: накренившаяся, грязнющая вся в замызганных объявках ограда, за которой в ожидании автобуса пьют самогон и пиво шахтёры. Поговорила с ребятами, они жизнью довольны! Работают на «Яблуневской», детей растят.

- Вы лучше общественный туалет сфотографируйте, а не нас, - выдали они мне задание, видимо, у них после выпитого это проблема №1.

Ой, к туалету приближаться побоялась. Ужас!

Тут же рядом на чьём-то дворе уголь сортируют, вот магазинчик детской одежды, он почему-то вообще без вывески. Не успели повесить или… Напротив уже несколько лет стоит на вид обгоревший остов былой торговой точки. Развалин - много. По улице Третьяка есть и брошенное жильё, и магазин. Вот покинутые двухэтажки с треснувшими стенами. Нашла их, когда искала Любу - сестру того самого Жени, что бомжует в сгоревшем бараке.

У Жени ещё советский паспорт

Люба живет с сыном в однокомнатной квартире, и взяла бы брата, а куда?! Да и сам не хочет переселяться. Приходит каждый день только поесть, а потом бродит по поселку. Никого не обижает, собирает металл, дрова. В комнате сгоревшего барака печи нет. Сжигает картон, сухие ветки в грубке. Так и согревается. Натаскал себе на зиму (в окно видно) коробок, веток. Соседи говорят, ломай заборы пустых домов, а он: «Нельзя, это чужое».

В свои 61 Женя не получает пенсию, хотя, со слов родных по молодости работал в ПТУСе (производственно-техническое управление связи) в Донецке. Был страстным радиолюбителем. Его халупа и сейчас полна технических журналов. У него с младенчества проблема со зрением, но родители инвалидность не оформляли. Когда умер отец, жили с мамой на её пенсию, а сейчас - ничего. Имеет паспорт СССР!

- Мы ему деньги дали, новую одежду купили, чтобы на паспорт сфотографировался и начал пенсию оформлять, - рассказал его родственник Николай, - а он ни в какую! Мол, паспорт для меня - раритет, и так проживу. Мы звонили в ПТУС (надо же было документы для стажа собирать), нам ответили, мол, приезжайте, всё есть. Увы…

Страшно, что, видимо, потеряв интерес к нормальной жизни (мужик, к слову, не пьёт, не курит), уже никому, кроме родных, не нужен. Эту комнату в бараке купили, как вспомнила сестра Люба, без всякого оформления за сто гривен, когда их хороший дом на улице Омской сгорел. Женя вроде бы до сих пор там, на пожарище, зарегистрирован.

Хотя, почему не нужен? Ведь попросились помочь ему Люда Карпюк и баба Нюся. Им жалко Женю, может же (или должен?) поссовет активность проявить. С оформлением пенсии, например, посодействовать, если он сам и родичи такие беспомощные.

Люба - сестра Евгения, обитающего на пожарище,  не в силах помочь брату. Кроме того, ему такой образ жизни «нравится». Но можем ли мы, земляки, позволить ему жить, как собачонке?

Люба - сестра Евгения, обитающего на пожарище,  не в силах помочь брату. Кроме того, ему такой образ жизни «нравится». Но можем ли мы, земляки, позволить ему жить, как собачонке? 

110 лет: биография упадка

В поселке живут сейчас около шести тысяч человек, две трети жителей - «испарились». Ни работы, ни благ цивилизации. Это на сто десятом-то году существования посёлка! Хотя новые жители здесь появляются. Едут, устроившись на шахты (нелегальные - тоже), из окрестных пустеющих сел Стрюково, Никишино, Петропавловки, Контарного, поселка шахты «Московская» и так далее.

Бюджет поселка, уточнила секретарь совета Татьяна Горбачева, дотационный, с финансами туго. Поселковый голова Олег Мирошниченко рассказал, мол, не то что о ремонте квартир речи быть не может (жилья, к слову, на балансе поссовета нет), казначейство с сентября проводит платёжки только на зарплату и энергоносители! Застопорился ремонт котельной, не за что оплатить горючее для транспорта и так далее.

Но кое-что всё равно удалось: ямочный ремонт по главной улице, уголь для котельных завезти. В клубе кипит работа. Самые крупные стихийные мусорники ликвидированы. Хотя наша читательница Надежда Сухорукова с улицы Игоря Белова жалуется, что свалки всё же есть. Контейнеров нет, а кто без совести, в парк, посадку, на развалины отходы несёт.

Но, несмотря ни на что, поселковая молодёжь деток рожает: встретила Юлю, гулявшую с полуторамесячным Данилкой (это второй её малыш), спросила, какую госпопощь получила семья на ребёнка. Оказалось, ещё ничего не платили, хотя все документы оформлены.

Хотелось на позитиве закончить рассказ о Рассыпном, ан нет, не получилось…

Рассыпное


Валентина Постнова. Фото автора.
Читайте также: