Опыт Грузии, «Доступное жилье» и коррупция: Руслан Калинин о проблемах переселенцев и путях их решения

Как изменились проблемы переселенцев с начала вооруженного конфликта на Донбассе? Что делать с коррупционной составляющей в программах по помощи внутренне перемещенным лицам (ВПЛ)? Почему программа «Доступное жилье» так и не заработала в этом году? Опыт Грузии по реинтеграции жителей неподконтрольной Абхазии – насколько он провальный? Об этом и не только «Донецким новостям» рассказал руководитель Всеукраинской ассоциации переселенцев Руслан Калинин.
Об оставшихся по «ту» сторону
– Руслан, Вы и сам – переселенец из Донецка…
– Действительно, я – коренной дончанин. 30 лет прожил в этом городе. Там окончил Донецкий национальный технический университет, затем работал инженером в одной энергоснабжающей организации.
В 2014-м принимал участие в проукраинских митингах. В мае этого же года мы с семьей были вынуждены были покинуть Донецк, потому что оставаться там дальше для нас стало опасно. Перебрались в Киев. С тех пор – здесь. Надеялись, что это временно – на пару месяцев. На это же надеялись тогда многие… Никто не предполагал, что конфликт не просто затянется, а превратится в войну.
– Какие-то связующие нити с нынешним Донецком остались?
– На временно неподконтрольной территории остались друзья и знакомые. Кто-то не может выехать по объективным причинам – пожилые родители, больные родственники, отсутствие средств. Некоторые выезжают на время, а потом возвращаются, чтобы смотреть за имуществом. Есть и те, кто перешел на сторону оккупантов, и мы прекратили общение.
– Из опыта Вашего общения, как жители неподконтрольной территории относятся к происходящему «там»?
– Да, я встречаюсь с разными людьми, приезжающими с «той» стороны так называемой линии разграничения. В том числе, с местными предпринимателями. Они смотрят по спутнику украинские каналы, читают сайты. И прекрасно понимают, что будущего у псевдореспублик нет. Но открыто говорить об этом, понятное дело, не могут.
По моим наблюдениям и рассказам людей с «той» стороны, на неподконтрольной части Донетчины основной костяк мирных граждан (более 50%) – аполитичны. Им не нравится ситуация, в которой они оказались. Но как они не хотели влиять на нее в 2014-м, так не хотят (а теперь еще и боятся) что-то делать в 2018-м.
Львиную долю оставшихся составляет поколение «за 50». Это люди, которые так или иначе не хотят или не могут менять свою жизнь. Приехать на подконтрольную территорию – и что? Жильем государство не обеспечивает, адресная помощь для покрытия расходов на проживание – мизерная. Искать новую работу люди в возрасте не готовы. Впрочем, как и в корне менять свою жизнь.
А вот молодежь в большинстве выезжает, понимая бесперспективность жизни в т.н. «ДНР». Накладывает свой отпечаток и фактически военное положение, которое имеет место быть на неподконтрольной территории. Достаточно посмотреть еженедельные сводки местной «полиции», рапортующей, сколько людей вновь задержали за «нарушение комендантского часа».
Так, у меня много знакомых, кто переехал и начал бизнес «с нуля». При этом добился, возможно, большего, чем смог бы в Донецке. Новые вызовы заставили людей искать пути решения, новую работу. Для кого-то это стало реальным толчком.
Например, есть удивительные примеры и касательно людей старшего поколения. За последние два месяца я посетил порядка 10 городов. В каждом мы плотно общались с переселенцами. Поразила женщина-ВПЛ лет 60-ти в Херсоне. Она заявила, что работа есть всегда, кто ищет, тот ее найдет. И сообщила, что у нее есть бизнес-план, она готова работать в сфере услуг. Ее муж (такого же возраста) также нашел работу. Получает около 7,5 тыс. грн. Люди не жалуются на свои беды – они ищут выход из сложившейся ситуации. И находят.
– Каковы главные страхи живущих за линией разграничения по возвращению Украины на Донбасс?
– К сожалению, большинство там смотрят и читают российские и пророссийские (местные) СМИ. Особой альтернативы нет, ведь украинское вещание РФ сумела обрубить, а наши власти так и не сумели наладить. В итоге людям вливают в уши и старые мифы о бандеровцах, «правосеках» и «укрофашистах», и новые – о солдатах НАТО, якобы обстреливающих Донецк. Плюс остается страх перемен. Любых. Потому что пока все перемены приводят лишь к худшему. По крайней мере, на Донбассе.
Что до борьбы с этими страхами – то тут очень важны люди, по разным причинам пересекающие линию разграничения. Они становятся своеобразными агентами влияния. И их рассказы о том, что на самом деле происходит здесь, на мирной части, – те самые семена, которые могут дать добрые плоды.
Другое дело, что те же контрольные пункты въезда-выезда на линии разграничения (КПВВ), которыми Украина встречает «блудных детей Донбасса» – это стыд и позор. Лишь недавно их стали благоустраивать. Что мешало это сделать раньше – вопрос, скорее, риторический… Равно как другой – что мешает государству вести себя по отношении к своим гражданам как мать, а не как мачеха?
– Это Вы об отношении к переселенцам?
– В том числе… Многое ведь испытал на себе. Первые полгода мы с женой жили в двухкомнатной квартире вместе с еще 10-ю переселенцами. Искали работу (в Киеве с ней проблем нет, другое дело, как она оплачивается), недорогое жилье (а вот с этим – огромные проблемы). К тому же (и это сохраняется по сей день) далеко не всегда местные жители хотят сдавать квартиры жителям Донецкой и Луганской областей. И на фоне всех этих вопросов, моральных и физических стрессов, разрыва социальных связей, государство не то что не помогало ВПЛ, а зачастую усугубляло их и без того сложное положение. Это и частичное лишение права голоса (переселенцы не могут выбирать городских и поселковых голов, местных депутатов, кандидатов-мажоритарщиков в парламент), и привязка выплат пенсий и пособий к справке ВПЛ, и многочисленные проверки. При этом многое из этого идет вразрез с Конституцией. Что не останавливает властьимущих.
Проблемы ВПЛ меняются и остаются
– Раз перешли к теме переселенцев, как изменились их проблемы с начала конфликта по настоящее время?
– В 2014-м и 2015-м крайне важны были психологическая и юридическая помощь. Сейчас этот аспект не столь актуален. Как и вопрос трудоустройства.
Да, психологическая поддержка важна – и ее оказывают различные гуманитарные организации (особенно это касается детей, переживших обстрелы). Да, юридические аспекты тоже немаловажны, и правозащитники от тех же общественников и благотворительных фондов оказывают такую помощь бесплатно. Да, в небольших городах работу найти нелегко, в отличие от тех же Киева, Харькова, Днепра или Мариуполя, где вакансии есть, равно как возможность переквалифицироваться.
Но главной проблемой была и остается жилищная. Модульные городки и прочие временные места обитания далеки от совершенства. Проблема и в том, что они зачастую расположены неудобно (к примеру, за чертой города, из-за чего проблематично добраться до работы, больницы, школы, детского сада), а условия там, мягко говоря, не очень хорошие.
Те переселенцы, у кого есть возможность, 4 года уже платят за аренду жилья. Но суммы растут, да и по ментальности своей украинцы хотят иметь свой угол, свою крышу над головой. В отличие от тех же староевропейцев или американцев, которые могут всю жизнь переезжать, меняя съемные квартиры.
Более 90% ВПЛ не могут позволить себе купить квартиру или домик. Именно по этой причине многие переселенцы возвращаются на неподконтрольные территории.
– Ваше отношение к всевозможным проверкам переселенцев – верификации, идентификации и пр.
– Сами проверки нужны. Ведь были прецеденты, когда по карточке уже умершего пенсионера, зарегистрированного условно в Краматорске, его родственники, живущие на неподконтрольной территории, продолжали получать деньги, приезжая на подконтрольную часть Донетчины. Другое дело, что такими проверками нельзя терроризировать переселенцев, загонять их в зависимость от одного банка (как сделали у нас в случае с «Ощадбанком»), от прихода социальных инспекторов для проверок на дому.
Вызывают вопросы и аргументы, по которым переселенцам приостанавливают пенсии (та же пресловутая система «Аркан», те же «списки СБУ»). Про это говорят и пишут постоянно, в том числе ваше издание. Особенный резонанс тема приобретает, если жертвой таких «проверок» стало медийное лицо. Как было с религиоведом Игорем Козловским, освобожденным в декабре 2017-го из плена «ДНР». Ему этой весной остановили выплаты за то, что ученый выехал за границу, где рассказывал миру о том, что происходит в застенках «ДНР». Благодаря огласке и массовой поддержке, в том числе депутатов и общественников (наша ассоциация тоже подключалась), Игорю Анатольевичу быстро восстановили выплаты и даже выдали задолженность. Но ведь с десятками, если не сотнями рядовых переселенцев происходит то же самое. А ведь сейчас задолженность по выплате пенсий переселенцам попросту замораживают.
Уверен, что заработанные деньги, по закону должны быть выплачены. Насколько я знаю, сейчас Пенсионный фонд Украины ждет по этому поводу дополнительные разъяснения от Кабмина.
Опыт Грузии – провал или успех?
– Опыт каких стран, в которых были подобные вооруженные конфликты, вы бы рекомендовали использовать для решения проблем переселенцев?
– Кто-то приводит примеры Молдовы с Приднестровьем, Сербии с Косово. Я же могу говорить о Грузии, куда ездил как раз, чтобы перенять их опыт касательно ситуации с Абхазией. С того времени поддерживаю контакты с грузинским Министерством по делам принудительно перемещенных с оккупированных территорий лиц, беженцев и расселения. И нам, действительно, есть чему поучиться.
Спустя год конфликта, до 2009-го, ситуация там напоминала нашу: проблемы переселенцев практически не решались. Но был создан Комитет по решению проблем переселенцев, куда вошли представители правительства, общественники, международные доноры. Вскоре появилось профильное министерство. Была принята концепция по решению проблем переселенцев, утверждена государственная стратегия: какие программы будут запущены, кто за это будет отвечать. В результате сейчас из 275 тыс. переселенцев в Грузии (6% от общей численности населения) половина обеспечена жильем.
Среди самых успешных программ: покупка квартир в новостроях и домов в частном секторе (государство выделяет до 10 тыс. долларов на семью, остальные средства добавляют переселенцы).
Появилась электронная база переселенцев, которая содержит максимальную информацию: состав семьи, количество получаемой помощи и т.д. Кроме того, была введена балловая система, показывающая «коэффициент уязвимости семьи». Таким образом, удалось не только установить точное количество переселенцев, но и определить, кто из них наиболее нуждается в помощи.
Еще одна полезная инициатива – пластиковая карта переселенца, выдача которой в Грузии занимает считанные минуты.
Все вышеперечисленное не просто можно, а нужно перенимать, адаптируя к украинским реалиям, усовершенствуя в каких-то моментах. Ту же электронную карту переселенца можно сделать еще и социальной. Речь о том, чтобы она давала определенные скидки при тех или иных покупках и получении услуг, как сейчас та же карта УБД.
– Но при этом заместитель исполнительного директора Института мировой политики Натальи Ищенко критикует опыт Грузии, в частности, в вопросе выплаты пенсий жителям Абхазии. По ее словам, в Абхазии единицы людей получают грузинскую пенсию: и по политическим мотивам, и потому что они в разы меньше, чем российская (а большинство абхазцев имеют российские паспорта)...
– Я не могу сказать, что опыт провальный. В Грузии, в отличие от Украины, выплачивают пенсии всем переселенцам, независимо от того, на какой территории находится человек. Идентификацию можно проходить по скайпу. Выплаты – на карточку. Как бы то ни было, но такой подход куда больше способствует реинтеграции временно неподконтрольной части региона, чем то, что происходит у нас.
Понятно, что в Грузии конфликт заморожен, там нет активных боевых действий. У нас же идет война, каждый день обстрелы. Нет возможности заехать и выплачивать пенсию на неподконтрольную территорию. Но в Украине есть острая необходимость отвязать выплату пенсий от справки ВПЛ. Об этом говорят многие, есть соответствующие законодательные наработки. Но, к сожалению, нет понимая на уровне центральной власти.
Без стратегии, но – с коррупцией
– Раз уж затронули тему властей: каковы, с Вашей точки зрения, главные ошибки официального Киева в решении проблем переселенцев? Что нужно сделать, чтобы их исправить?
– Основа всего – принятие государственной концепции относительно ВПЛ. Без нее нельзя ничего делать. Государство должно определиться со своей стратегией, как это было в Грузии: жилье, работа, многофункциональный реестр переселенцев.
В Грузии до реестра говорили о 500 тысячах переселенцах, но их оказалось почти вдвое меньше. У нас будет что-то подобное. Официально сейчас в Украине зарегистрировано около 1,5 млн ВПЛ. Но все понимают прекрасно, что немало из них не живут по месту регистрации.
Буквально на этой неделе мы в очередной раз обсуждали с представителями Минсоцполитики необходимость создания многофункционального реестра переселенцев и введения «коэффициента уязвимости». Балловая система поможет выстроить справедливую очередь на получение жилья. Ведь сейчас квартиры распределяются местными громадами на свое усмотрение, не без коррупционной составляющей. В итоге условный переселенец холостяк Петров, живущий совсем небедно, жилье получает, а условный Иванов, доход которого куда меньше, плюс дети – нет. А помогать нужно, в первую очередь, наиболее нуждающимся.
– Но в прошлом году Министерство по вопросам временно оккупированных территорий и внутренне перемещенных лиц презентовало «Стратегию интеграции внутренне перемещенных лиц и внедрение долгосрочных решений относительно внутреннего перемещения на период до 2020 года». Да и реестр переселенцев у нас как бы работает…
– Ключевое – «как бы». Реестр ВПЛ узконаправлен, не включает многих важных данных. А «стратегия», презентованная МинВОТ в конце 2017-го, далека от совершенства. К примеру, там около 17 пунктов по решению не самой актуальной для переселенцев проблемы с образованием, но всего 3 пункта (и то без конкретики) по решению болезненного жилищного вопроса.
Доноры не видят работы МинВОТ, равно как вообще политической воли руководства страны решать проблемы ВПЛ. В итоге жилищные вопросы «зависли», денег привлекается крайне мало, а осваиваются они плохо и не без коррупции. Достаточно вспомнить опыт «реконструкции» общежития в Славянске, когда ЕС потребовал обратно неосвоенные средства. Или ситуацию в Краматорске, где в якобы «отремонтированном» для ВПЛ здании вскоре начала отваливаться штукатурка и появилась плесень. Не секрет, что подобные ремонты зачастую осуществляют «свои» застройщики не без больших «откатов».
– Кстати, о коррупции. Не секрет, что далеко не вся помощь, которую выделяют переселенцам международные доноры и госбюджет, доходит для ВПЛ. Как можно устранить коррупционную составляющую в этом вопросе?
– Помощь нужно систематизировать и тратить на первоначальные нужды – жилье, работа. Это самое важное. Разнообразные семинары, на которые списывают огромные средства, а также постройка на выделенные для ВПЛ деньги тех же велосипедных площадок – это коррупция. Ее основа – неэффективная работа профильных министерств (того же МинВОТ) и «эффектное» перераспределение (а попросту – дерибан) средств на местах. Тендеры выигрывают близкие к местным управленцам компании, работы проводят, спустя рукава. Либо списывают средства на проекты, не имеющие отношения к реальным проблемам переселенцев.
Сколько разворовывают, сказать сложно. Может, 50%, может, чуть больше или меньше. Но разворовывают – однозначно.
В решении вопроса можно учесть опыт Фонда социнвестиций, действующего при Министерстве соцполитики. Речь о том, что представители доноров на местах контролируют процесс освоения средств. Это позволяет уйти от «ручного» выбора застройщиков, от срыва сроков, от фейковых проектов. Также должны быть реальные наказания для тех, кто прикарманил деньги, выделенные на решение проблем ВПЛ.
– Недавно председатель Счетной палаты Валерий Пацкан сообщил о проведении проверки использования средства госбюджета, которые ежемесячно выделяются на так называемое «пособие переселенца». Отчет обещает озвучить в конце сентября. Насколько эффективны такие аудиты?
– Может быть эффективно, если это – качественная проверка, а не элемент политической шантажа определенных министерств. Еще лучше бы – международный аудит. В идеале – провести проверки осваивания международной помощи по всем объектам, начиная с 2014-го: куда тратились средства, насколько эти проекты были эффективны, кто принимал по ним решения, почему выиграл именно этот застройщик. Работы будет много, зато мы, наверняка, получим немало интересной для следователей информации. После чего, как отмечал выше, крайне важно – жесткое и реальное наказание для коррупционеров всех рангов.
Жилье для переселенцев: проекты и реализация
– И все-таки, есть ли хоть какой-то положительный «программный» опыт в обеспечении украинских переселенцев жильем?
– Весьма успешны проекты, которые реализуются при помощи немецкого банка KFW. В рамках гранта в 2015 году выделено 9 млн евро на реконструкцию жилья для ВПЛ, в этом году более 700 переселенцев получат крышу над головой. В программе приняли участие Харьковская, Днепропетровская и Запорожская области.
Первоначально местные громады подают свои заявки. Отбор производится комиссией, куда входят представители KFW. Немецкий банк сам выбирает объекты (по правилам Мирового банка, которые намного жестче, чем наша система «Прозорро»), контролирует процесс строительства или реконструкции.
В июле я посмотрел, как реализуется проект на Харьковщине. В Дергачах реконструировали общежитие. Около 70 переселенцев смогут жить в комнатах от 10 до 16 «квадратов» с общими кухней и санузлами. Удобно, что это всего в 10 км от Харькова.
В Богодухове реконструируют небольшой дом, где будет жить 10 семей-ВПЛ. Ремонт фактически под ключ, за средства местной громады будет куплена мебель. До конца года новоселы должны заехать. В рамках этого же проекта в Богодухове была реконструирована гимназия (поменяны кровля, окна). Учитывая, что там учатся всего 10 детей переселенцев, тогда как местных – около 500, такие проекты приветствуется местной громадой.
В начале этого года был заключен новый договор, KFW вновь выделил 9 млн евро. В этот раз к трем вышеперечисленным областям добавились подконтрольные части Луганщины и Донетчины.
И хоть жилье в рамках этого проекта не передается в постоянное пользование, подобные инициативы позволяют хотя бы частично решать проблемы ВПЛ. Учитывая, что за 4 года государство в лучшем случае смогло обеспечить жильем 500 переселенцев, нам пора наращивать положительную динамику. Хотя бы с помощью доноров.
– А на каком этапе находится программа «Доступное жилье», позволяющая, в частности, переселенцам оплатить покупку жилья напополам с государством?
– Напомню, что проект «Доступное жилье» обрел жизнь в конце 2017-го. За его реализацию отвечает Держмолодьжитло. Он предусматривает, что государство оплачивает половину стоимости квартиры (дома) либо предоставляет ипотеку под 7% годовых.
В проекте могут участвовать не только ВПЛ, но и воины АТО (ООС), их семьи, а также молодожены. Желающих хватает, а вот охват их – маленький, так как средств на проект выделяется недостаточно.
Есть электронная очередь – на том же сайте Держмолодьжитло. Согласно ей, готовится список претендентов. Он утверждается специальной комиссией в рамках выделенной суммы. В прошлом году, к примеру, на «Доступное жилье» выделили всего 30 млн грн. Это позволило воспользоваться программой лишь 89 семьям. В тройке лидеров Киевская область (22 семьи) Харьковская (12), Луганская (9).
К сожалению, в программе пока не участвует вторичный рынок, хоть мы этого хотим. Еще один минус – привлекательны далеко не все предлагаемые под доступное жилье объекты. К примеру, в прошлом году в Донецкой области под «Доступное жилье» предлагали всего два объекта – в Лимане и Славянске.
– Вопросов вокруг «Доступного жилья» много: одни пугают, что при покупке переселенец на своем счету должен иметь всю стоимость квартиры, а уж потом государство ему возместит 50%, другие вообще заявляют, что программа – фикция. Что на самом деле?
– На самом деле так: те, кто прошел отбор и стал участником программы, открывают счет в банке, кладут на него свою часть оговоренной суммы. А Госказначейство перечисляет оставшуюся половину. И лишь после этого заключается договор с застройщиком. Так что разговоры о том, что программа – фикция, не имеют под собой никакой почвы. Речь идет не о потенциальных деньгах, а об уже лежащих на счету.
– Чего переселенцам ждать от программы в этом году?
– На 2018-й в бюджет на «Доступное жилье» забили 100 млн грн, хоть мы просили миллиард. В результате программой смогут воспользоваться лишь 300-350 семьям (подчеркиваю, что далеко не все из них – переселенцы). Совместно с группой наредпов мы (Всеукраинская ассоциация переселенцев) подали законопроект с просьбой дофинансировать 900 миллионов на эту программу. Но надежды на это мало.
Беда еще и в том, что программа в 2018-м так и не заработала. Министерство регионального развития до сих пор не приняло соответствующее постановление. В итоге подключились общественники и правозащитники, была создана рабочая группа. Постановление родилось. Сейчас оно проходит согласование в других министерствах. Если проблем не будет, программа, на которую подалось уже более 7 тысяч человек, заработает в сентябре.
В новом постановлении мы прописали, что ВПЛ сам выбирает застройщика. Раньше такой возможности не было. Учитывая большую сумму, новые положительные изменения, а также пошедший о проекте «звон», количество желающих поучаствовать в программе растет. Так, если в Донецкой области в конце 2017-го в «Доступном жилье» хотели принять участие всего 4 человека, то сейчас их уже более 150.
– И в заключение традиционный вопрос от переселенца – переселенцу: планируете ли вернуться в Донецк после его освобождения?
– Нет веры, что это будет в ближайшее время. Но надеюсь, что это обязательно случится. И когда (не если, а именно когда) это произойдет, я обязательно вернусь в Донецк. Не жить – я достаточно укоренился в Киеве. Проведать. Пройтись по его израненным, но навсегда родным улицам. Возможно, помочь, по мере сил, в возвращении города к мирной жизни.