Лачуга под розой ветров

Поэзия рыбацких курток

Кто не коротал ночь в рыбацкой лачуге, тот не слышал моря. Здесь, на Кривой косе,  оно  звучало совершенно иначе, нежели на  ялтинских пляжах,  где даже свирепые шторма кажутся декорацией к пьесе из жизни курортников. Рабочую атмосферу создавал сравнимый с шорохом бегущих по вальцам прокатного стана тяжелых слябов накат и прочно утвердившийся в лачуге дух  рыбацких курток, которые пахли тяжким трудом и настоящими мужиками.

Признаюсь: за трапезой деликатесов не было. По словам хозяина  лачуги,  бригадира Василия Косогова, о вкусовых качествах черной икры у него сохранились смутные воспоминания. Зато он угостил заезжего журналиста стихами собственного сочинительства. Запомнилась особенно одна строка:  «Нас  море било по лицу наотмашь...»

«Безлошадные» капитаны

А еще надо было только послушать, с какой горестью Косогов рассказывал о двух членах бригады. В недавнем прошлом капитаны сейнеров, успешно промышлявшие чуть ли не у самых берегов Анатолии, сегодня они вынуждены довольствоваться ролью рядовых рыбаков прибрежного лова. Это все равно что использовать ноутбук последней модели в качестве подставки для блюда с жареным пиленгасом.

Бригадир Василий Косогов.

Впрочем, негаразды в стране сказались и на карьере самого Василия. Сравнительно недавно он возглавлял коллектив из двухсот тридцати человек, а ныне под его началом малочисленная бригада. Да и та в нынешнюю путину особой погоды не делает. И все потому, что трудно противостоять каверзам стихии с устаревшей техникой и ветхими сетями, которые за последние два месяца несколько раз приходилось чинить.

То, что седовцы не жалуются на судьбу, а просто констатируют факты, могу подтвердить со всей ответственностью. Позапрошлым летом, во время загранкомандировки на теплоходе «Михаил Исаковский»,  мне довелось пообщаться со стамбульскими рыбаками. Коллеги Василия Косогова тоже лишились прежнего флота, состоявшего из фелюг. Но лишь для того, чтобы  обзавестись современными судами и модерновыми орудиями лова.

Рассветов штормовые лепестки

Я умывался из прибрежной лужицы, оставленной недавним штормом. Осуществить водные процедуры непосредственно на самом берегу показалось небезопасным: где-то с половины четвертого ровный шелест наката начал приобретать угрожающий тон.

Как и положено по чину, первым прибыл бригадир.

- Здорово ночевали, - приветствует он по казачьему обычаю.

- Ночевал нормально, только вот...

- Что?..

- Понимаешь, отвык от моря. Опасаюсь, как бы вчерашним ужином не пополнить утренний улов тюльки.  Штормить начинает нешутейно.

- Чайку покрепче, брюхо - на замок, и - вперед, благословясь.

Мужики в ношеных куртках работали сноровисто. Однако в их движениях не было  автоматизма, который наблюдается у токарей, фрезеровщиков и сборщиков. Море - не заводской конвейер, здесь редко выпадают похожие друг на дружку дни. Они разнолики, как низовка, грего, трамонтан и другие лепестки розы ветров.

Крылатые нахлебники

Тащимся на буксире за моторным каюком к черным гундерам* ставников и солнцу, чья багровая плешь выдвинулась из моря. Руководствуясь чутьем лишнего человека,  нахожу укромное местечко на корме и ору оттуда бригадиру:

- Слушай, а какого лешего вы претесь в такую рань? Неужели нельзя, как и полагается,  рабочий день начинать в восемь утра?

- Гляди, - показывает незажженной сигаретой на  линию горизонта Косогов. - Косяк бакланов видишь?  Так вот, к восьми часам эти прожоры оставят в ставниках одни головки.  А их по причине малосъедобности на берегу просто не примут.

Качает каюк немилосердно. Однако страшусь не последствий морской болезни - больше переживаю за качество снимков. Попробуй отлови нужный момент, когда днище под тобой подобно доске качелей.

На  ставниках.

Выборка  сетей тоже проходит без ценных указаний со стороны бригадира. Нет смысла  давать их людям, в числе которых два «безлошадных» капитана.  Наконец начинается главная операция. Один из рыбаков держит мешок, другой черпает вместительным сачком живое серебро, в котором изредка попадаются темные вкрапления бычков-кругляшей. Их по причине непригодности просто сплавляют за борт.

Фотомодель с бородой

Наверное, на  моем лице читалось откровенное разочарование. И это не прошло мимо внимания Косогова:

- Что? - любопытствует он.- Наверное, рассчитывал запечатлеть осетра или на худой конец матерого судака? Увы, не в силах помочь даже за литр водки.

- Почему именно за литр?

- Лет двадцать тому назад к нам приезжал фотокор из ТАСС. В качестве фотомодели ему выделили деда Тимофея.

Здоровенный был старик, под два метра, борода на всю грудь. Замордовал его столичный гость - всё ему казалось, что дед Тимофей не так держит на руках пудового осетра. А тому в конце концов осточертело. Уронил будто невзначай рыбину за борт.   «Все, - говорит, - кино кончилось». Фотокор чуть не рыдает:  «Как же мне теперь быть?».  «А никак, - отвечает дед, - езжай за  литрухой водки, пока я тебе другого ловить буду». Только чего ловить-то было: осетра он уронил в садок...

Теперь такой номер не пройдет. Нет больше деда Тимофея, и осетры в Азовском море повывелись. Вместе с хвостами и икрой, килограмм которой официально оценивается в несколько тысяч долларов. Да и судак с рыбцом сегодня стоят таких денег, что простому смертному приходится  довольствоваться вареными картохами с тюлькой.
Впрочем, как говорил дед Тимофей, грех на Бога обижаться, коль пузо хлеба не просит и нос в табаке.  Явно не в роскоши сегодня живут земляки Василия Косогова, но и с голодухи не пухнут. Сами зарабатывают на пропитание, и еще многие сухопутные граждане кормятся с их мозолистых рук. А вдобавок ко всему могут слушать море, которое начинается сразу же за порогом рыбацкой лачуги.

* Гундеры - сваи,  к которым крепятся сети.

Несостоявшееся платье

Чтобы у читателей сложилось окончательное мнение об упомянутой икре, приведу рассказ седовца Андрея, который забрел к нам в рыбацкую лачугу под занавес трапезы. Молодой еще человек, судя по всему, очень неглупый, он однажды оказался в дурацком положении. Рассказ рыбака привожу по записи, сделанной после того, как со стола убрали остатки ужина.

- Курьез приключился на станции Сиваш, где мы с водителем остановились, чтобы перекусить. По пути в кафешку перехватывает нас мужичок, лицо бесхитростное, обут в рыбацкие сапоги. Словом, наш человек. «Парни, - говорит вполголоса абориген и при  этом озирается. - Тут такое дело... Клиент почему-то не явился за черной икрой, поэтому готов уступить по сходной цене».

Цена  действительно оказалась сходной.  Я быстренько подсчитал, что если перепродам товар в Мариуполе, то смогу купить дочери приличное платье на выпускной, а заодно новый телевизор. Но вместо прибыли потерял полторы тысячи, часть денег занял у водителя. Пока  доехали домой, икра превратилась в черное желе. Выходит, погнался за  дешевизной...»

Юрий Хоба. Фото автора.