Четверть века с танком прожил Тамкин

Накануне Дня танкиста, который отмечается завтра, корреспондент «Донбасса» встретился с полковником Тамкиным, прослужившим на длинноносых военных машинах около 25 лет. Ему идет 92-й год, но Зиновий Маркович, награжденный пятью орденами, включая две Красные Звезды, отчетливо помнит и Вторую мировую, и события, ей предшествующие…

Младшенький двенадцатый

- Я до семидесяти лет работал, но и теперь нахожу чем себя занять, - усмехается в усы полковник Тамкин, встретивший меня… с частью кресла, которое он ремонтировал. И, периодически пресекая попытки старого пуделька Филимона не только облаять корреспондента, но и тяпнуть, начинает рассказ о своей жизни:

- Родился я на Черниговщине 20 декабря революционного 1917 года. Был самым младшим - двенадцатым! - в семье. Никто из нас не умер в детстве, а позже всех покосили болезни, война и возраст…

В двадцатых годах Тамкины перебрались в Запорожскую область, в еврейский Новозлатопольский район. Сами строили дома, школу, зоотехнический техникум, в котором Зиновий проучился три года.

Таким Зиновий Тамкин был в годы войны.

Студента-медика перековали в солдата

По окончании зоотехникума младший Тамкин приехал в теперешний Донецк, где осела одна из сестер.

- Русский я тогда знал плохенько, - вспоминает Зиновий Маркович. - Писать так вообще не мог… Пошел учиться на токаря, а параллельно - на рабфак. Первый диктант никогда не забуду - я сделал в нем 62 ошибки!

Парень он был упертый, так что в 1939-м уже поступил в мединститут. А тут пришел приказ Ворошилова: «Отменить армейскую отсрочку!».

- И «замели» меня прямо с первого курса, - продолжает Тамкин. - Сначала привезли под Череповец. Муштровали жестко, заставляли ползать по сугробам. А мороз - под сорок градусов. Жили в церкви, где стояли нары в три яруса. Я спал на втором, а надо мной - знакомый преподаватель литературы…

Когда появилась возможность поступить в Ленинградское пехотное училище им. Кирова, он ей тут же воспользовался. Мало того, что попал в прекрасные условия, так еще и оказался среди сорока человек, которых выбрали из полутора тысячи новичков, чтобы обучить на сержантов.

- Брали самых образованных и крепких. Это сейчас я не больно презентабельно выгляжу. А тогда через коня с кобылой вместе запросто прыгал, - улыбается Тамкин. - Проучились с месяц - получили звания. В марте нас направили в Балашов (Саратовская область), а спустя год пехотное училище преобразовали в танковое и перевели в Сызрань. К большому моему удовольствию. Я еще со школы в мирном эквиваленте военных машин разбирался: ходил в кружок, организованный бригадиром тракторной бригады.

Укротитель 46-тонного «Иосифа Сталина»

До января 1942-го Тамкин работал при училище. Перевелся в Горький, где готовили маршевые роты. А зимой 1944-го Зиновий узнал, что фашисты сбросили его родителей в шурф шахты.

- Я тут же написал заявление с просьбой направить меня на фронт. Подобрал себе стоящую роту (уж что-что, а это умел), и поехали мы на передовую, - рассказывает ветеран, который начал боевой путь под Львовом.

Поначалу под команду Тамкина дали роту танков СУ-76. «Мы их называли БМ-4Т - Братская могила четырех танкистов, - горько усмехается он. - Вооружение и броня были слабенькие, работала самоходка от двух автомобильных моторов».

Когда командир тяжелотанкового полка предложил исполнительному офицеру перейти к нему, тот с радостью «махнул» старенький СУ-76 на красавца ИС-2 («Иосиф Сталин»).

- Пушечка тут уже была 122 мм, набор пулеметов, включая крупнокалиберный (12,7 мм) на крутящейся командирской башне, - прикрыв глаза, перечисляет Зиновий Маркович. - Броня раз в шесть толще, чем на легковесном СУ-76, а вес - сорок шесть тонн (у самоходки даже одиннадцати не имелось). Командиром роты ИС-2 я и прошел всю войну в Третьей гвардейской танковой армии Павла Рыбалко. Освобождал Украину, восточную и западную Европу.

Смерть ходила рядом

Большая часть боевых действий выпала на долю Тамкина в Германии. Победной весной 45-го он несколько раз чуть не лишился жизни.

- Как-то вечером стояли мы в лесочке неподалеку от реки Шпрее, - ведет повествование ветеран, заманив 12-летнего стража-Фильку на колени. - Я вышел из танка размять ноги, и почти в ту же секунду в него впился подкалиберный снаряд. Он прожег башню, в которой должен был находиться я, но каким-то чудом не взорвался. Меня контузило, у механика-водителя обгорели запястья (они у нас, танкистов, вечно в масле) и ухо. Но, к счастью, никто не погиб.

А вскоре пал командир соседней роты Пляченко. Обменялся выстрелами с немецким танком, а потом, дав задний ход, полез на бугорок - посмотреть, попал, не попал. Только поднялся, как прямо в него угодил снаряд. Хоронить было нечего… Вскоре оказался не в том месте и в не то время и Тамкин:

- Возле развилки дорог на Потсдам и Берлин командир взял меня и еще одного комроты - показать места будущей дислокации. Когда на машине ехали, мне казалось всё ясно и понятно. Вот озеро, вот домик - за ним мне и стоять. А когда вел своих, малость заплутал: десять дорог, все похожи. Туда дернулись, сюда - и всё мимо… Остановил я тогда роту, взял у моториста мотоцикл и рванул вперед - вычислять верный путь. Несусь по какой-то из дорог, глядь - впереди  маячит бронетранспортер. И лишь подлетев к нему почти вплотную, понял: фрицы! Выпрыгнул из седла и кубарем - в кусты. А по мне из пулемета - та-та-та. Пули - вжиг, вжиг, прямо над головой свистят, - показывает их полет ветеран. - Отлежался я в какой-то яме, а потом - бултых в озеро… Добрался до своих, повел их наказать обидчиков. Да тех уже и след простыл. Еще и мотык мой прихватили.

- Так домик тот нашли?

- А как же! Мы когда там стояли, семьдесят машин сдающихся взяли (хороший получился «обмен» за украденный у меня мотоцикл). А еще одного пилота высокопоставленного повязали, который выпрыгнул со сбитого самолета.

«Побрейтесь МОЕЙ бритвой!»

Капитуляция фашистской Германии застала моего собеседника в Праге. «Как нас там привечали! - качает головой Тамкин. - Цветы, крики, объятия. Радость была такая, что хотелось бежать в одних трусах до самого дома, вопя это сладкое слово: «ПОБЕДА!»… Помню, завели нас благодарные пражцы в ресторан. А там - боже ж мой: белая скатерть, фужеры, ножи да вилки. То, чего мы не видели годами… Красиво посидели, красиво…»

- Стояли мы на окраине Праги, - продолжает Зиновий Маркович. - Подошла ко мне девушка лет шестнадцати. «Дядя, - говорит, - папа вас просит зайти…» Ну, заглянул я к ним - небритый, в комбинезоне, пропитанном маслом. А меня там давай обнимать-целовать. Оказывается, хозяин дома - коммунист, сидел в лагерях. И готов был для нас, освободителей, звезды с неба доставать. Ходит вокруг меня, поглаживает. «Давайте, - предлагает, - мы вас побреем-помоем». А мне неудобно. «Да что вы, - отвечаю. - Я и на улице сполоснусь, да и бритва у меня есть… Просто времени не выкроил по щетине пройтись». «Вы не понимаете, - мотает он головой. - Мне нужно, чтобы вы побрились именно МОЕЙ бритвой. И искупались в МОЕЙ ванной. Чтобы у меня память осталась о вас на всю жизнь». Вот как нас почитали в те времена… Не то, что нынче…

Турник над кроватью

После войны Тамкин еще долго не вылезал из танка. Колесил с супругой Сарой по всей стране. Потом решил - баста! Пора обустраиваться. 25 лет танкистом - сколько же можно?! Демобилизовался, приехал в Донецк. Долго не мог устроиться на работу. В конце концов, согласился на жалкую для себя, офицера с прекрасным послужным списком, должность диспетчера на Донской автобазе. Дорос сначала до механика, потом - до заместителя директора. Далее были автобусный парк, ремонтные мастерские, спецмаг «Сельхозтехника»… Рассчитался лишь в 1987 году: сильно болела жена, да и сам стал сдавать.

Спустя некоторое время после смерти Сары он сошелся с Галиной Ароновной. Вот уже 14 лет они вместе. «Мы друг друга знаем сто лет, всё как-то самой собой получилось…» - объясняет Зиновий Маркович, подчеркивая, что жив до сих пор именно благодаря стараниям второй супруги.

Новый век орденоносного ветерана не жалует. Один за другим уходят друзья, самого здоровье подводит. Правый глаз совсем не видит, левый - едва-едва. Однажды, упав на улице, поломал шейку бедра. А через четыре месяца, прямо на праздновании девяностолетия - повторное падение. Другой бы уже не поднялся, а он не сдался. Галина Ароновна протирала, чтобы не было пролежней. Зиновий Маркович настоял, чтобы над кроватью сделали турник. Все пять месяцев, что лежал в гипсе, упорно занимался физкультурой. И ведь расходился!

У него осталось не так много радостей в жизни: прогуляться с Филимоном, починить что-то своими руками (благо пока не подводят), поднять рюмку (не столько водочки, сколько лекарств) за дни Победы, танкиста и рождения… Но он умеет этими радостями наслаждаться. В отличие от многих из нас.

Сказ о Саре

Женился Зиновий Маркович в 1946-м. Ехал отпускник в Донецк через Стальногорск (Тульский угольный бассейн), где жила одна из сестер. Заскочил погостить и познакомился с ее подругой Сарой, которая работала в больнице. Прибыв в столицу шахтерского края, промаялся дня четыре. Поняв, что сердце осталось там, в Стальногорске, поехал свататься… Через два дня сыграли свадьбу.

- Прожили мы вместе 50 лет, вплоть до смерти Сарочки, - рассказывает полковник. - Она была такая умница-красавица! Как зайдем в офицерский дом - мужики от зависти аж дымятся: «И что она в этом носатом нашла?»... Комполка, помню, нахваливал. «Я, - говорит, - раньше как приду домой на обед - соседи бегут друг на друга жаловаться. То одному в борщ плюнули, то другому муху в макароны сунули. А как вы с Сарочкой в нашем доме поселились - тишь да благодать. Будто и нет у меня соседей». Умела она всех помирить…