Уж соловьи обезголосили, а пушки все ещё стреляют

Очередное перемирие на поверку вновь оказалось миражом. Боевые сводки все также пестрят сообщениями о бомбардировках,
в результате которых гибнут также мирные граждане.

 

Утро фасадом к фронту

06.07. Время местное.

- Сосед, я тебя не потревожил?

Вопрос на грани оскорбления. Во-первых, таким образом дают понять, что ты - хронический лежебока, а во-вторых, если рыло раскуривает на крыльце трубку, то оно наверняка уже проснулось.

- В чем нужда спозаранку?

Дай столик-лесенку в аренду на часок. Хочу виноградную лозу подправить.

- Бери. А твой что, совсем изветшал?

- Нет. На нем Матильда спит.

- Спихнуть пытался?

- Пробовал. Но она протестует.

Матильда - это кошка. Лохматая собственность соседа. Животина до такой степени скандальная, что беспривязные псы обходят её владения по большой дуге.

- Помочь донести?

- Сделай одолжение. А по дороге ответь на такой вопрос: воина действительно закончилась?

- С чего решил?

- Слушок такой по базару с утра бродит... Я за помидорной рассадой бегал. И стрелять вроде бы как перестали.

Сосед прав. Вот уже солнце «расталдыкнуло свои лучи по белу светушку», а околица продолжает хранить безмолвие. Однако, сулило оно не покои, скорее всего - предчувствие худшего, которое знакомое всякому, кто маялся в приемной дантиста. Знаешь, что тебя ждут не дождутся клещи-зубодёры, но все равно торопишь время: «Быстрей бы началось».

Поэтому утро и казалось не таким погожим, каким ему положено быть в начале мая, а солнечные лучи были блеклыми, словно иссушённые зноем стебли озимой пшеницы.

07.00. Наконец околица подала голос. Правда, исходил он из пригород­ной молочно-товарной фермы, которая дважды в сутки давала о себе знать мехдойкой.

Как только вакуумные насосы умолкнут, у молочного киоска на рынке выстраивается очередь. Киоск, как и ферма, имеют одно общее. Их сте­ны в оставленных осколками дырах и осьпинах.

Впрочем, на эти мелочи жители горняцкого городка не обращают внимание. Точно так же измордованные затянувшейся войной зрачки прохожих скользят мимо простреленных калиток стоящих фасадом к фронту особняков.

 

День потерявшихся скарабеев

12.10. Человек перестал быть дитям природы сразу после того, как были изобретены механические часы, паровая машина и утверждена метеослужба. Нет, я не призываю определять время по перекличке петухов, использовать в качестве транспортного средства двуколку и строить прогнозы, ориентируясь на плавящиеся в стротосфере перистые облака.

Кстати, дедовский метод не так уж безнадежно устарел. По крайней мере, правы оказались предки, утверждавшие, что похожие на встрепанную дамскую прическу тучки - к дождю, а не прорицатели с ближайшей метеостанции. Сразу же после полудня окоём зашторило серой дерюгой, и первые капли исполнили на жестяном барабане водостока прелюдию весеннего дождя.

И сразу же все пришло в движение. Пчелы укрылись в пахнущем цветочной пыльцой улье, гвардейского вида шмель поглубже забился в раструб согбенного нарциса и только скарабеи продолжали бестолково кружить по бетонным плитам.

Бедолаги, три военных весны подряд они стекались на свадьбы, которые устраивались в заброшенном огороде наискосок, а затем вернулся из эвакуации хозяин и извел под корень матерые сорняки. Вот и кружат теперь по бетонным плитам, не зная, куда направить стопы.

25.30. Ходил за сигаретами, газировкой и мелкой рыбёшкой. Свежих разрушений не заметил. Зато попались два долгое время пустовавших дома, чьи фасады глядели на умытые дождём уличные каштаны новенькими окнами.

Все-таки наши люди сродни муравьям. Наступит на сложенную из сосновых иголок пирамиду сапог лесоруба, шишка сделает вмятину, тут же бегут исправлять порушенное. Так и мы. Только с той разницей, что наши жилища повреждают боевые машины пехоты и похожие на жуков-скарабеев самоходки с цветочными названиями.

Еще меньше сопротивляемостью обладают нарцисы, тюльпаны Биберштейна, и абориген лесных опушек пион узколистый, он же - воронец. Одного фугаса досточно, чтобы умертвить майский разлив.

Пули на перекрестках - обыденное явление.

 

Вечер - время скорби и печали

17.05. Сосед приволок стол-лесенку и плохую весть. Утром, примерно в половине десятого, за околицей раздался хлопок. Судя по звуку, в районе бытовки железнодорожного цеха шлепнулась мина восемьдесят второго калибра.

Особого значения я хлопку не придал. Местные давно перестали реагировать на одиночные прилётки. Рвануло и рвануло. Главное, чтобы не было продолжения с поползновением в сторону города. Тогда уже только успевай загибать пальцы.

Но к плохой новости:

- Сосед, оказывается, война-таки и не думала себе заканчиваться,- подал от калитки голос хозяин Матильды, тощий горб которого венчал столик-лесенка. - Крановщице Валюше под лопатку осколок попал. Скончалась у двери операционной... Если имеешь желание, могу свозить на место происшествия. Так сказать, в порядке оплаты за аренду.

Зная склонность соседа к распространению неперебродивших как следует слухов, решаю уточнить произошедшее. Звоню приятелю, который доподлинно знает последние новости.

- Пуля, - ответил он. - Калибр... Ну из тех, которые давно пора запретить на международном уровне. Женщина обаятельная, всего полтинник с копейками... Ей бы жить да веселиться...

Ну это уже приятель хватил лишку. Он и сам не из тех, кто способен одновременно вести учет пролетающих над крышами снарядов.

 

Ночь неоперившихся садов

23.10. Война скупа на приятное. Она не позволяет насладиться соловьиными песнями и хорошим табаком. Тяжелые, как горе, фугасы кромсают ночь и фундаменты промзоны. Они заставляют вздрагивать неоперившиеся сады и пятки, куда на постоянное место жительства перебралась душа.

Работает артиллерия. Едва видимый всплеск огня в густой темноте, слабый хлопок, урчанье снаряда, обвальный грохот за околицей.

02.15. Пытка продолжается. Наверное, на огневые позиция завезли целый вагон боеприпасов. Уже и соловьи обезголосили, и запасы табачка поубавились, а какое-то одно особенно настырное орудие никак не угомонится.

Только все когда-нибудь да заканчивается. Уже не робкий всполох, а пульсирующее зарево осветило дерюгу неба и многократное эхо прокатилось по округе.

Что стряслось на огневых позициях, остается лишь гадать. Скорее всего, сонный подносчик снарядов споткнулся о станину, или же исполнилось посылаемое на головы пушкарей тысячеголосое проклятие. Но бомбардировка прекратилась.

03.55. Ночь явно готовилась уступить место свету. А как только солнце «растылдыкнет свои лучи по белу светушку», то есть - по израненным крышам, народ выползет из-под скомканных одеял и примется поправлять то, что можно еще поправить. А сам городок еще зримее обретёт сходство с муравейником, которому судьба уготовила беспокойное местечко у тропы, по которой вот уже четвёртый год кружит война.

Возрожденная из руин четырёхэтажка.

 

Сергей ВАСИЛЬЕВ.

Фото автора.