"Костюм шахтерский зэки брать побоялись. Уж очень похож был на милицейский"

Они познакомились еще на первом курсе института, где оба постигали маркшейдерское дело. И на двоих отработали в угольной отрасли около ста лет. О профессии своей и перипетиях жизни, на которую пришлись война, адская работа в Монголии и подъем шахт Донбасса, Анна Григорьевна и Юрий Андреевич Морозовы рассказывают ярко и сочно, то и дело дополняя друг друга. Ведь узор судьбы у этих жителей Димитрова большей частью общий.

Возрождала завод и писала на мешках

Когда началась война, Анне было 14 лет. Помнит, как рыла окопы возле своего домика в заводском поселке Днепропетровска, как во время бомбежки пряталась под корытом… Как ранило маму, да так, что рука почернела, и ее думали отнимать. К счастью, обошлось. Аня промывала след от пули марганцовкой, меняла повязки. Однажды она помогла нашим бойцам вычислить немецкий пулемет. Дала его точные координаты, и плюющий смертью аппарат размолотили.

- Почти всю оккупацию мне пришлось прятаться на чердаке, чтобы не снасильничали или в Германию не угнали, - вспоминает Анна Григорьевна. - Голодали, конечно, жутко.

Едва наши освободили город, она пошла работать на завод «Коминтерн». Расчищала цеха, таскала на носилках кирпичи и цемент. Не разгибалась порой по 12 часов. Позже ее признают за это тружеником тыла.

В 1943-м на побывку прибыл раненый отец-пехотинец. Целый месяц был дома, а когда опять уходил на фронт, мама чуть не задушила его, не отпуская и омывая слезами. Как чувствовала, что больше живым не увидит…

Вскоре в Днепропетровске открылась школа вечерней молодежи. И после работы Аня шла туда, чтобы, борясь со сном, писать на бумажных мешках из-под цемента (какие в ту пору тетради!) формулы и диктанты.

Ну, а потом пробилась в горный институт им. Артема Сергеева. Расположен он был на другом берегу Днепра, так она добиралась туда, зацепившись за любой идущий в ту сторону железнодорожный вагон.

- Выбрала я маркшейдерское дело. Это как штурман самолета, только под землей: все направления, горные выработки, уклоны, - рассказывает Морозова. - Очень понравилась эта специальность. Были в ней и строгость, и простор для творчества.

Германию сменили на Монголию

Уже на первом курсе она познакомилась с будущим мужем. Юрий оказался младше на полтора года, но умел ухаживать («Угощал меня в буфете сосисками с капустой. А это тогда было немаловажно», - смеется Анна Григорьевна) и был одинаково влюблен в эту бойкую студентку и постигаемую профессию.

- Оккупацию я пережил в Камышинском районе Сталинградской области, куда немцы не дошли, - рассказывает Морозов. - Потом родители-учителя получили направление в школу в Дзержинске. Оттуда, получив среднее образование, я взял курс на Днепропетровский горный институт.

Такими они были в 50-е годы во время работы в Монголии.

После четвертого курса приехали в вуз представители МИДа - выбирать десять человек для поездки в Германию. Одной из кандидаток стала отличница Анна. Отбор был крайне строгим. Люди в штатском ходили по соседям, выспрашивали, что она за человек. Идейно стойкая ли? Как-никак в оккупации была… В конце концов удовлетворились. На 25 июля 1951 года назначили выезд из Москвы.

- Да только не судьба мне, видно, было в Германию попасть, - качает головой Морозова. - Юрия «сватали» в МВД. И наши ведомства, чтобы не разбивать семью (а мы как раз только расписались), пришли к консенсусу. Оба мы пошли по линии внутренних дел - и загремели… в Монголию.

Перчатки примерзали к приборам

Молодых специалистов забросили в Модото - группу месторождений оловянных руд в 180 км к юго-востоку от Улан-Батора. Там заключенные при их непосредственной помощи добывали сырье свинца на открытых разработках.

- Пропуска, охрана... Очень трудно было, - вспоминает Анна Григорьевна. - Хоть там и работала в основном 58-я статья (политические), но зона есть зона. Погодные условия жуткие: зимой холода под 50 градусов, всё время сильные ветры. Стою, бывает, в валенках и кожанке на бугре, а перчатки буквально примерзают к теодолиту.

- Жили сначала в бараках, в пяти километрах от зоны, - продолжает Юрий Андреевич. - Между стеной и потолком был зазор, так мы перебрасывались с соседями то ложкой, то хлебом. Дома возводили буквально при нас, занимались этим заключенные. Однажды приезжаем - всё перерыто, вещи разбросаны. Оказывается, вместо политических в этот раз прислали воров. Они и набедокурили. Костюм шахтерский с кокардами и контрпогонами взять побоялись - уж больно похож был на милицейскую форму. А кое-что стянули. Мы подняли шум, а один из них, имевший вольный выход из зоны, попросил: «Не жалуйтесь, а то нашим головы поотрывают. Завтра всё будет». И ведь принес - помятое, грязное (выносили-то, умники, на себе), но всё...

Потом Морозовым дали одну комнатушку в рубленном доме у начальника связи, а там и побольше - в новой постройке. Анна Григорьевна до последнего скрывала свою беременность. Многие узнали об этом, когда она уже родила старшую дочь Ирину. Смотавшись в отпуск в конце 1953-го, привезли в Монголию маму Юрия, Ольгу Иосифовну, чтобы присматривала за внучкой.

После смерти Сталина вместо зэков стали набирать на рудник местное население, проку от которого было немного. «Скотоводство - это их. А так - никакие работники, - машет рукой Юрий Андреевич. - Одно бы люльками дымить. Причем курили все - и мужчины, и женщины».

Семейный подряд маркшейдеров

Вернувшись на родину, Морозовы чуть передохнули и двинули в Красноармейск, где их одногруппник работал главным маркшейдером шахтостроя. И вскоре чета, закаленная в монгольских степях, стала проходить испытания угольными пластами Донетчины.

Юрий Андреевич был главным маркшейдером на ныне закрытых димитровских шахтах 12-бис и 3-3-бис, а когда его забрали на эту же должность в трест (позже - комбинат) «Красноармейск-уголь», супруга, также изрядно потрудившаяся на различных угольных предприятиях, стала его помощником.

- В связке работали. Этакий семейный подряд, - улыбается она. - Переживала за Юру страшно! Все цифры перепроверяла.

- Шахты знали, как свои пять пальцев, - дополняет Морозов. - Карты, планы развития горных работ. Рассчитывали, чтобы выработку не затопило, чтобы не увело в старые выработки, где люди могут задохнуться.

- Предельно внимательными нужно было быть при подработке тех же ставков, железных дорог. Ведь после выемки пласта образуется пустота, почва постепенно - по миллиметру - проседает, - объясняет Анна Григорьевна. - Образуются трещины, в которые может проникнуть вода и затопить выработку. Надо было идти на определенной глубине. То же самое, если на пути оказывался дом. Мы высчитывали, сколько можно вынуть угля, чтобы не случилось беды. Длинные здания «разрезали» пополам - тогда они давали лучшую осадку.

На пенсию Морозова ушла еще в прошлом веке - из проектного отдела. По ее обоснованиям делали, к примеру, димитровскую поликлинику. А вот супруг, которому в феврале исполнится 83 года, вплоть до 2009-го не расставался с шахтерской профессией. Последним местом работы стала должность преподавателя в учебно-курсовом комбинате, где он готовил молодое поколение угольщиков.

Чем живут сейчас? Естественно, не только воспоминаниями. Дочки, внуки и правнук Богданчик, которому первого марта исполнится годик, не дают скучать этой удивительной чете, так много сделавшей для того, чтобы работать на шахтах региона было безопаснее…

У дочек -тоже горная стезя

- Дети у нас - исключительные! - в один голос заявляют Морозовы, у которых три дочери.

Ирина и Лариса окончили тот же горный институт, что и родители. Первая стала ведущим геофизиком в Полтаве, вторая осела в Днепропетровске. Тамара в донецком вузе получила специальность экономиста и вернулась в Димитров. Сначала трудилась в плановом отделе шахты им. Стаханова, сейчас работает в объединении «Красноармейскуголь».